После этих слов, исполненных злобой, Фем. Патруль фыркнул и ушёл прочь в поисках жертвы.
– Как тут жить, если тебя донимают каждый день сумасшедшие? – Лирически полился голос Лютера. – Каждый час они заявляют о собственной нормальности, но это безумие.
– Будь тише. – Голос друга неестественно задрожал, выдавая страх. – Пожалуйста, следи за своими мыслями.
Но Лютеру больше не понадобилось следить за своим мыслительным потоком, ибо все его мысли были направлены на другое. Взгляд юноши коснулся фигуры, что постепенно приближался. Это была миниатюрная девушка, рост которой был довольно невысок. Но красота этой девушки, её совершенство, – выше всяких похвал. Если бы она попалась на глаза Фем. Патрулю, то ей бы вынесли выговор, за «создание слишком женственного образа, способный оскорбить чувства феменистично-бодипозитивных движений и который вызывает у мужчин естественно-традиционные желания и воззрения, опровергаемые Новой Доктриной, а значит, и противоречащие курсу идеальной Свободы от старых предрассудков». Парень всегда воздавал хвалу всевышнему, за то, что прекрасная особа никогда не попадалась Фем. Патрулю.
Даже одежда прекрасной девушки могла обидеть тех, кто «во имя свободного выбора» уходил в культы «почитания естества» и «славы уродств» или бодипозитивные движения, ибо, как сказано в одном законе «одежда, сугубо гендерно-ореинтированная или прославляющая естественную красоту нежелательна для повседневного ношения, ибо это может оскорбить чувства многих граждан». А одеяния были довольно неказисты. Это женская коричневая кожаная куртка, ложившаяся на светлую рубашку, обтягивающие джинсы синего окраса и аккуратные туфли.
Как только дама приблизилась, парень смог разглядеть её черты более подробно. Довольно миловидный лик внушал в сердце чувство трепета, накрашенные насыщенно алой помадой губы, слегка припудренные щёки, придававшие коже лёгкий оттенок безжизненности, чем только повышали градус загадочности и красоты. Её светло-серые очи так и светились внутренним светом, излучавшим только чистоту и счастье. Молочно-шоколадные волосы, подобные шёлку, аккуратно ложились на плечи.
– Здравствуй, Амалия! – Кинул Ансуа.
У Лютера на губы готова выползти улыбка, но он её сдерживает изо всех сил, дабы не походить на сумасшедших, что бродят возле него. Душа так и просила выплеснуть свои чувства, но самоконтроль для парня был превыше всего, ибо одним своим словом он мог породить цепочку бесповоротных и роковых событий.
– Привет. – Высказал с тяжестью Лютер и потянулся дружественно обнять девушку, но тут, же поспешил отпрянуть и ограничился тем, что по-дружески положил руку на хрупкое плечо.
Амалия, Ансуа, да и сам Лютер понимали, чем может грозить проявление «традиционно-ориентированных неприемлемых для Свободы чувств между гендерами». Это могли быть штрафы, а то и тюремное заключение. В обществе, где прилюдное совокупление было разрешено под знаменем Свободы, было запрещено вольно показывать любовь между девушкой и парнем.
– Это абсурд! – Шепча, крикнул Лютер, убирая с плеча руку.
Злоба и негодование брали верх в душе парня, и ему всё тяжелее становилось удерживать собственные мысли в узде, но здравомыслие брало верх и каждый подобный, раз парень мог успокоиться.
– Сколько времени осталось?
– Пять минут, Ансуа. – Ответила Амалия. – Пойдём?
Ребята развернулись к воротам и прошли на территорию суда. Бежевое здание, ставшее прибежищем для трёх ветвей судебной власти, возвещало о несокрушимости либерального правосудия своим монометаллизмом. Двенадцать этажей холодного правосудия, где велась беспрерывная работа по установлению «либеральной фундаментальной истины».
Двести метров в каждую сторону от постройки лежала лишь безжизненная плитка, через которую никогда не одна травинка не прорвалась. Серое, каменное одеяло покрыло всё вокруг суда, став предвестником, говорившим лучше всякого слова, что есть суть правосудия, которое выходит из этих стен.
Здание суда имело только один вход и выход. Огромные массивные ворота, выплавленные из чугуна так и пугали всяк сюда входящего своей грозностью и устрашали правонарушителя. Не было такого человека, которому удастся открыть эти массивные ворота.
Лютер, дабы проявить инициативу и смелость перед Амалией, подошёл к чугунному монолиту. Костяшки парня коснулись металла несколько раз. Стук по двери вызвал устрашающий гул, прозвучавший подобно роковой песни. Тут же послышался скрип, и массивные ворота попятились назад.
– Заходим, – не слышимо из-за гула дверей вымолвил Ансуа и зашагал вперёд.
Перейдя порог здания, ребята попали в просторное, но серое помещение. У стен стояли только места для сидения. Стулья и ряды стульев выгляди довольно невзрачно и жутковато: подгнившие и заржавелые детали, погнутые ножки или вывернутые ручки. А сами стенки облачились в сеть залатанных трещин. Свет исходил только от помрачневших и выгоревших ламп, что на последнем издыхании светились вверху.
ebooksa