Поэтому на первых порах для тех, кто не умеет беречь личные границы, лучше и правда отвечать тем же, чтобы не «вдохнуть» вирус вместе с обидой. Защищая свои границы, мы защищаем чистоту своей души. Выгоняем оттуда тех, кто нагло ломится в дверь в сапожищах и плюет через окошко. Ставим решетки и ограды, наматываем колючую проволоку. Если надо, даже проводим по ней ток.
И вот тут главное — не оказаться одновременно и запертыми в своих границах, и уже зараженными. Поэтому, отгородившись, постепенно нужно переходить к уровню принятия людей и ситуаций такими, какие они есть. Позволять им быть такими. Видеть, что на самом деле они хорошие, но вирус на данный момент сильнее чистоты. Когда вы начнете видеть в людях под грязью чистоту, пусть даже маленькую ее капельку, именно чистота начнет в них расти. Как говорят индейцы, сильнее всегда тот волк, которого мы кормим.
Один случай запал мне в сердце. Я не очень люблю «обычных советских бабушек». Это определение касается не возраста или статуса, а характеризует лишь отношение к людям. Для меня под этот штамп попадают женщины глубоко за 50, которые хамят, расталкивают окружающих локтями, всем недовольны и постоянно винят во всем молодых. Стараюсь обходить таких недовольных стороной, особенно если я с детьми, потому как дети таких особ обычно раздражают сильнее всего.
Но вот однажды в Петербурге я столкнулась на улице с такой «бабусей». Абсолютно случайно. Я была уже с большим животом, задумалась о чем-то — и толкнула плечом даму лет шестидесяти, крупнее меня, беременной, раза в два.
— Извините, — шепнула я, а внутренне уже сжалась, опасаясь, что сейчас начнется.
— Смотри, куда идешь! Тоже мне, молодежь! Назалетают от кого попало и считают, что с пузом все можно! — начала горланить женщина.
Меня такой подход немало возмутил:
— Да что вы себе позволяете?! Что такое «назалетают»? Мне тридцать лет, я замужем, у меня уже третий ребенок! — Я по привычке начала оправдываться.
— Тем более! Нарожала! Теперь думаешь, все вокруг расступаться должны?! — Она стала пунцовой и орала уже на всю улицу.
И в этот момент я вдруг понимаю, что не перекричу ее. Что мне вообще не нужно восстанавливать справедливость и орать, уподобляясь этой «бабуле». Обо мне позаботится Бог. Обо мне и о ребенке. А еще — муж и мои дети. А о ней? Кто-нибудь заботится о ней? Почему она сейчас кричит? От какой внутренней боли? Что именно ее так задело? Мои счастливые глаза? Мой виноватый вид? Или, может, мой живот?
Потом я вспоминаю (муж всегда поражается, как у женщины за долю секунды столько мыслей в голове проносится), что самое страшное оскорбление, которое можно нанести, — это оскорбление матери. Особенно если она беременна. Это даже страшнее, чем оскорбление верующего человека. По судьбе за этим следуют очень суровые последствия для оскорбителя. То есть получается, что эта женщина и без того несчастна уже сейчас. Плюс чем дольше она кричит, тем больше оскорблений произносит. Значит, собирает на свою голову еще больше проклятий. А я? Зачем мне тогда ей противостоять и продлевать ситуацию? Зачем мне заботиться о справедливости, когда обо мне заботится Господь? Зачем мне помогать делать жизнь этой женщины еще хуже?
В момент этого прозрения я закрываю рот. Стараюсь нежно улыбнуться, глядя ей в глаза, и произношу:
— Простите меня, пожалуйста. Я действительно задумалась и случайно вас толкнула. Правда, мне очень жаль.
Она удивленно замолкает, а я разворачиваюсь в свою сторону. Для меня инцидент исчерпан. И вдруг слышу в спину:
— …А моя дочка потеряла ребенка. Так и не стала я бабушкой. — Женщина говорит с болью в голосе. Словно сама не ожидала, что вдруг такое выдаст. Я вновь поворачиваюсь — но теперь уже вижу в ее глазах слезы. Теряюсь, что сказать в такой момент. Получается только:
— Мне очень жаль. Дай Бог вам здоровья!
— Спасибо. Извини меня, родная, я сегодня не в духе. Легких родов тебе. Мальчик у тебя там? — улыбается мне та же самая женщина, что так истерично кричала еще минуту назад.
— Мальчик, — улыбаюсь в ответ. И каждая из нас идет дальше по своим делам. Она — словно немного распрямившись после тяжелой болезни. Я — еще более счастливая тем, насколько мудро и таинственно устроен мир вокруг и внутри меня.
Скажу честно: таких случаев, когда удавалось увидеть в человеке с раненой душой свет, в моей практике было мало. Проще всего нахамить в ответ или любым способом избежать контакта. Стоять под пулями, когда тебя расстреливают в упор, очень сложно. Сложно благодарить и благословлять троллей, которые придумывают про меня и мою семью бог знает что. То у нас денег полные чемоданы, то моя семья — лишь рекламный проект, то детей у нас на самом деле нет, то еще что-то. Мой здоровый образ жизни причиняет этим душевным инвалидам боль, и они кричат об этой боли везде, где есть уши. Просто их ужасает тот объем работы, который придется проделать, чтобы жить так же. Пугает до смерти, что придется признать себя инвалидом, ходить на болезненную душевную реабилитацию, учиться ставить цели, понимать и принимать других — да много еще чего, что когда-то сделала в своей жизни я. Возможно, у вас тоже есть такие «доброжелательные» друзья или знакомые. Тогда вы понимаете, о чем я говорю.
Просто однажды осознаешь, что люди лгут и опровергать эту ложь бессмысленно. Что ввязываться в бесплодные дискуссии, отдавая свою энергию, глупо. И что чем дальше, тем больше из этих людей льется лжи и боли. Не потому, что они плохие. Нет. Просто их души ранены. И вместо того чтобы заняться самолечением, эти люди бросаются на других, стремясь причинить такую же боль ближнему. Ищут такого вот извращенного понимания вместо того, чтобы работать. И, естественно, теряют еще больше жизненных сил и еще глубже погрязают в своей душевной инвалидности. От чужого счастья им особенно больно и трудно. Даже если это счастье его обладателям досталось немалым трудом. Даже если кому-то для этого тоже нужно было снимать засовы с собственных сердец. Для душевных инвалидов это не имеет значения.
ebooksa