— Сколько человек там было? Двадцать больше? Такой компанией тайны не хранят.
— Проредим ряды.
Глаза Гластейна, казалось, сейчас
— Ты предлагаешь…
— Да брось ты, нет конечно. Никого убивать не будем. Хотя отец начал войну, чтобы взять корону у деда и братьев. Ты обойдешься без крови. — «Возможно».
— Надо послать за Мердоком, он должен знать об отце.
— Канцлер уже послал за ним, но я сомневаюсь, что брату сейчас здесь место.
— Почему?
— Нам нужно все прибрать до его прихода.
***
Предводитель монашеской когорты выглядел более уверенным, чем Гластейн помнил на совете. Тогда он казался испуганным ягненком, брошенным в логово волков, сейчас же, он ничем не уступал, ни клыками, ни когтями. Он смотрел на принца оскорбительно благосклонно, не отводя взгляд. В его маленьких потемневших глазах проблескивала некая насмешка, он будто знал, что у него что-то попросят, и он запросит взамен более важное и крупное для себя, и через минуту принц узнал что:
— Вы записали последние слова короля? — Канцлер, сложил руки на худой груди, снизу вверх глядел на священника и его спутников.
— Да, разумеется, нечасто удается застать эти откровения. Ведь их сам Всеотец дает в уста умирающему. И какое наше счастье, что нам удалось их застать! — Он вежливо склонился, его голос с каждой фразой возвышался все выше и выше. — Наример, слова вашего достопочтимого деда, нам услышать не удалось.
— Он умер быстро — перебил его Гластейн. — Врят ли человек, разрубленный мечом способен что-то изрекать.
— …да, верно. Но ваш отец почил с миром. — Он по-хитрому улыбнулся. — А его последние изречения сулят вам долгое и великое правление.
Гластейн чуть ли не вскочил с места:
— Вот как!
Монах махнул рукой, к нему подошел сгорбленный священник и раскрыл толстый том:
— «Благословлен первенец мой, как и земля под стопами его» — процитировал он.
— Вы это за пару минут придумали? — Усмехнулся Гластейн, получив неодобрительные взгляды канцлера и брата. В ответ на которые, он лишь невинно развел руками.