Под неусыпным надзором

На прошлой неделе, только что закончив запись рассказа, после которого меня всего трясло и жуткая слабость растекалась по всему телу, я внезапно почувствовал, что кто-то стоит у дверей кабинета. Он стоял на пути в столовую, где я обычно ел.

Стало понятно: на этот раз он точно знал о моем присутствии. Возможно, едва заметное дрожание букв пишущей машинки намекало мне… но на что? Я так и не понял.

Выскочив из-за стола, я кинулся к дверям кабинета, громко крича о том, о чем уже давно хотел сказать. Я просил пощадить меня. Я плакал и говорил, что больше не выдержу, что видения становятся невыносимыми, что я теряю разум каждый раз, как они просачиваются в мой мозг.

Понимаете, на земле существуют места, которые сами помогают нам покидать границы нашего тела, помогают освобождать душу, и это одно из таких мест.

Но в том коридоре около кабинета я краем глаза заметил нечто, переливающееся всеми цветами радуги, которое препятствовало этому. Я видел, как сгустки духовного тела Хаззарда бежали друг от друга, словно Хаззард был потревожен в ванной и внезапно охвачен стыдом при виде своего собственного обнаженного тела.

Едва проступили контуры высохших, сморщенных ног Мастера. Вытянутые в стороны кости стали руками, от которых размытыми пятнами протянулись пальцы. Ногти окрашены в темный цвет, поэтому я определил, что в этот раз передо мной была Диана. Я почувствовал ее запах: сегодня она пахла тухлой водой из вазы после того, как все розы в ней завяли.

Внезапно размеры ее стали уменьшаться, словно она уходила вдаль, вниз по склону, которого не могло быть в этом сравнительно небольшом коридоре. Мне показалось, что я увидел черный парик – неподвижные, будто приклеенные друг к дружке волосы, – он неуклюже возвышался на маленьком черепе, как напоминание о былых днях процветания среди длинной череды поклонников.

Бывает, что Диана приходит более собранная, и, когда я слышу перестук ее приближающихся каблучков, я стараюсь опустить глаза к покрытому пылью полу и не смотреть в ее сторону.

В такие дни она надевает парик, шляпу и темные очки, как можно больше скрывая свое тело под одеждой. Если я замечу где-нибудь отражение ее лица, это повергает меня в шок, и сердце бешено колотится в груди от охватывающего меня страха. Воздух как будто уплотняется под ее пристальным взглядом, я ощущаю исходящие от нее миазмы, в животе возникает ужасное чувство тошноты, словно меня подвесили вверх ногами, я перестаю ориентироваться в пространстве. Такие моменты очень трудно выносить. К этому невозможно привыкнуть.

Но только во время этих редких появлений я начинаю понимать, что она знает о моем присутствии или, по крайней мере, чувствует, что в комнатах под ней кто-то обитает, как крыса. Крыса, которая скребет коготками по клавишам пишущей машинки.

Когда Хаззард является в своем мужском обличье, он появляется в комнатах, смежных с теми, где я отдыхаю. Тогда я понимаю, что двойник явился не в настроении. Об этом можно судить по звукам, которые долетают до меня сквозь стены. Я представляю себе, как он прищуривает глаза, как будто пытается что-то рассмотреть, как тяжело дышит от переполняющей его ярости, как бормочет какие-то горькие неразборчивые восклицания, как тихо крадется по пустым комнатам, ощупью находя дорогу среди мрачных стен. Думаю, он ищет свое прошлое. А может быть, кого-то другого, кого здесь давно уже нет. Кто может знать, что ищет этот беспокойный мертвец?

Увы, все это совместное предприятие – пустая трата времени. Я сделал все, что мог. В течение трех первых месяцев в Торе я набрал достаточно материала для составления трех рассказов о необычном жизненном опыте Мастера. Я часто произносил вслух:

– Твой необычайный жизненный опыт больше не имеет никакой коммерческой ценности. Больше не имеет.

Я многократно пытался объяснить ему, что эти отрывочные сведения о привидениях и потусторонней жизни обречены на полное забвение.

Я выкрикивал:

– Для тебя нет будущего! Ни здесь! Ни сейчас!

Но он определенно не слышит меня, потому что видения мои повторяются, возвращаясь вновь и вновь. От того, что он мне показывает, у меня седеют волосы, мелкая дрожь пробегает по всему телу и я, дрожа и всхлипывая, падаю на жесткие доски пола или лежу, обхватив руками пишущую машинку, не в силах подняться. В таком состоянии меня находят другие и, отхлопав по щекам, приводят в чувства.

Другие.

У него в услужении – помимо тех двух женщин, которые называют себя Венди и Натали, – есть и другие. Они приходят в конце каждой недели и уносят все, что я написал.

Как и сказал Марк Фрай, местные действительно все еще приносят коробки с едой и оставляют их у ворот – эта пища помогает мне продержаться. Я никогда не видел, кто это делает, но слышал отдаленное урчание мотора и резкий звук автомобильного клаксона. Издали я слышу троекратный гудок и понимаю, что очередная порция продуктов, нередко засохших или с истекшим сроком годности, прибыла. Когда я подхожу к воротам, машины уже нет, а коробка стоит в траве около стены. Не исключаю, что они плюют на эти продукты.