Муос

22
18
20
22
24
26
28
30

В этом углу детям разрешалось рисовать на стенах. Все пространство, насколько хватало детского роста, было разрисовано. Дети очень старались. Какой-то малыш нарисовал поверхность земли. Вверху красовался ярко-оранжевый кружок солнца с расходившимися от него в сторону лучиками. У солнца были глаза, нос и рот. Солнце улыбалось. Небо было белого цвета: то ли синей краски не нашлось, то ли художник таким его себе представлял. Рядом с солнцем с неба свешивалась на проводе лампочка, такая же оранжевая, как солнце. Малыш явно не верил, что солнце может дать так много света, что и лампочки не нужны. Под небом — зеленое поле, на котором там и тут стоят ящики с растениями. На переднем плане нарисована семья автора и подписано: «Папа», «Мама», «Лизка», «Колька». У всех в руках что-то было — в каждой руке по большому куску. Радист догадался, что это — еда. Все четверо улыбались. Таким Лизка и Колька представляли себе счастье. Теперь они, наверное, сидят в клетке в каком-то из поселений ленточников, ожидая пересадки им в шею червя…

У Радиста заныло в груди. Он заставил себя отойти от детского уголка. Вот на стене полка с книгами. Игорь от нечего делать пересчитал книги — сорок одна. Это была библиотека поселения. Книги тут ценили и любили. Истрепавшиеся обложки заботливо обшили хорошо выделанными свиными кожами, и поэтому каждая книга, которую Кудрявцев брал в руки, была тяжела и приятна на ощупь. Из-за черно-коричневой ячеистой кожи казалось, что книга содержит какие-то таинственные древние знания. На самом деле здесь было несколько детских книжек, учебник средних классов по географии, несколько томиков стихов, романы. Некоторые книги были на белорусском — родном языке Светланы.

Радист открыл наугад. На пожелтевшей странице была нарисована девушка с венком на голове, с длинными светло-русыми волосами, в белом простом платье с орнаментом. Рядом — стихи на белорусском. Радист стал тихонько читать вслух, пробуя на вкус этот язык:

Як сама царыца Ў залатой кароне, Йдзе яна ў вяночку Паміж спелых гоняў… Вецер абнімае Стан яе дзявочы, Сонца ей цалуе Шыю, твар i вочы…[10]

Язык был не совсем понятным, но мягким и ласковым. Сознание перенесло Игоря куда-то наверх, туда, где светило улыбающееся детское солнце, не было руин, радиации и мутантов. Он стоял на холме и смотрел на поле — безбрежный океан зеленой травы и цветов. Может быть, такой была когда-то эта страна, в которой ему суждено оказаться. Легкий теплый ветер, который не мог причинить человеку вреда, приятно обдувал лицо. По этому морю травы к нему шла Светлана. Волосы ее переливались на солнце. На голове девушки красовался венок из цветов и листьев. Ветер пытался приподнять белое платье, чтобы показать миру ее стройные ноги, а Светлана хватала оборку, тянула ее вниз и смеялась. Игорь смотрел на идущую к нему любимую, и ему было так хорошо и спокойно. Им не надо было ничего бояться, никуда идти и никого спасать. Когда Светлане будет двадцать три — ее не заберут в верхние помещения, потому что они уже отменены. У них будет долгая и счастливая жизнь…

Но что это? Любуясь своей девушкой, он не заметил, что к ней приближается какая-то черная масса. Игорь присмотрелся и увидел тысячи черных, абсолютно неуместных на этом зеленом пространстве силуэтов. Среди них было много смуглых девочек со вскрытыми черепами — детища его покойной матери. Они тянули руки к Светлане и быстро-быстро к ней приближались, но при этом не перебирали ногами, а как бы скользили по траве. В руках смуглянок сверкали медицинские скальпели. Они из мести хотят сделать Светлану такой же, как сами! В толпе Игорь заметил ленточников. Ему еще не приходилось их видеть, но он сразу узнал сектантов по придурковато-довольным лицам. Ленточники тоже протягивали вперед руки, бережно держа в ладонях своих ублюдочных Хозяев. Самыми страшными в толпе, догонявшей Светлану, были морлоки. Эти отвратительные чудовища хотят излить на девушку всю злобу, накопившуюся на своих природных собратьев, которые сделали их нелюдями.

Но ведь она ни в чем не виновата! Радист закричал: «Света! Беги!» Но его слова были едва слышны, как недавно в Большом Проходе. Светлана не замечала опасности, она по-прежнему смеялась и издали радостно махала Радисту рукой. А черная масса неуклонно приближалась. Радист хотел бежать Светлане навстречу, но ноги как будто были вкопаны в землю. Он беззвучно кричал и плакал. Наконец Светлана подошла совсем близко. Игорь уже видел ее серо-зеленые глаза и даже слышал ни с чем не сравнимый запах ее тела и волос. Сейчас он обнимет ее — и тогда этот кошмар закончится. Но в этот момент земля между Радистом и Светланой провалилась, и оттуда стало выползать Оно — то чудовище, которое захватило их вертолет на подлете к Минску. Оно вытянуло свои щупальца, стало похотливо обвивать ими Светланины ноги. Щупальца скользнули по ее телу, обхватили и стали плавно втягивать девушку в пропасть. Смуглянки, ленточники и морлоки столпились вокруг пропасти и радостно созерцали уход любимой в небытие. А она, скрываясь в пропасти, безмятежно смотрела на своего Радиста, который ничего не мог сделать. Светлана исчезла, пропасть сдвинулась, и Радист завыл. В ярости схватил он свой АКСУ и открыл огонь по всем ненавистным тварям. Они не убегали и спокойно принимали смерть. Когда патроны кончились, Кудрявцев схватил гранату и бросил ее в толпу — раздался оглушительный взрыв. Радист проснулся.

Взрыв не был сном: убежище заполнил дым. Ничего не понимающие, только что проснувшиеся бойцы рассматривали искореженное тело Ментала. Он выбрал себе спальное место внизу, но теперь почему-то лежал на полу, под нарами. Один уновец был ранен осколком в плечо, но больше никто не пострадал. Подбежал постовой-нейтрал. Он не понимал, как такое могло произойти — дверь в убежище никто не открывал. Ментал умирал; он вращал уже ничего не видящими глазами и что-то силился сказать. Было слышно только: «а… ка…». Никто не понял, что он хочет сказать. Через несколько секунд мутанта не стало.

Осмотрев все, пришли к выводу, что взорвалась граната Ментала (еще вчера у них оставалось две гранаты — у Ментала и Радиста, но сейчас в распахнутом вещмешке мутанта гранаты не было). При сопоставлении получалось так, что Ментал своим телом накрыл гранату. Как это могло произойти? Предположений было немного: не выдержали нервы, или встреча с загадочным существом, морочившим их в туннеле, стала роковой для психики Ментала, и без того не шибко стабильной.

Радист не стал участвовать в похоронах Ментала. Ему ничего не хотелось. Страшный сон и самоубийство Ментала наложились одно на другое. В сознание Игоря вкатилась новая волна безбрежной гнетущей тоски. Как тогда — в слизняковой норе на Нейтральной. Но теперь рядом не было Светланы, которая могла бы вернуть его к жизни. Радист силился вспомнить, что же любимая говорила ему, что надо делать в таких случаях… Молиться ее Богу?.. Как-то так: «Отче наш, сущий на небесах…». Нет, дальше он не помнит. И разве Богу не все равно, что происходит с Радистом, Муосом, Москвой и всем миром?

Игорь подошел к книжной полке. Он снова было взял книжку неведомого белорусского поэта, воспевавшего прекрасный мир с его безвозвратно утраченными радостями, подержал нерешительно и поставил обратно. Потом машинально взял другую книгу. Открыл ее и прочел:

5 Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем,

6 язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень.

7 Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится:

8 только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым.[11]

Он пролистал еще несколько страниц:

4 Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною;

Твой жезл и Твой посох — они успокоят меня.[12]

Радист быстро открыл название книги «Библия. Книги Ветхого и Нового Завета». Это ведь Книга про Того Бога, в Которого так верит Светлана.

«Бог! Если Ты есть! Если во всем этом мраке есть какой-то смысл! Помоги мне, слабому и трусливому радисту, дойти до цели и сделать все так, как надо…»

Кудрявцев закрыл книгу и положил в свой заплечный мешок. «Это не воровство, — убеждал он себя. — Хозяевам убежища, которые вернутся сюда уже ленточниками, — если вообще вернутся! — книги будут ни к чему».