Питбуль

Он помедлил и перевел взгляд с телефона на труп. Неужели СМИ уже узнали о смерти Лестера Уилкинса?

Гребаные Фейсбук и Твиттер!

Нельзя было ни минуты спокойно проработать, чтобы фотографии жертв убийств, теории заговора и фальшивые новости во всевозможных вариациях не распространились бы по интернету. Прошло всего несколько минут, а грузовики с новостями уже выкатились на тротуар перед входом в дом, и сайты газет уже пестрели фотографиями и громкими словами о жизни и смерти Уилкинса.

Шефер сжал челюсти и отклонил вызов. Он взглянул на полицейского.

— Эта соседка, насколько нам известно, последняя, кто видел Уилкинса в живых, так что отвезите ее в участок и попросите еще раз рассказать, что́ она видела и когда. Может быть, всплывет что-то интересное, о чем она не подумала объявить нам в первом туре. Признание, например.

Офицер кивнул и вышел из квартиры в тот самый момент, когда судмедэксперт Якоб Сандал вошел в дверь с медицинской сумкой в руке.

— Сандал? — удивленно спросил Шефер. — Я думал, приедет Йон Опперманн.

— Да, так и планировалось, но в тот момент, когда он выходил из дверей, привезли несовершеннолетнего. Поэтому он решил остаться в Институте, чтобы осмотреть его, а я тем временем займусь Уилкинсом.

Якоб Сандал работал на кафедре судебной медицины всего пять месяцев, но с первого же дня получил статус суперзвезды, поскольку занимал высокий пост начальника службы медицинской помощи в Университетской больнице Монпелье. Он был молод, по крайней мере моложе Шефера, высокомерен, и ему до всего было дело. Он, помимо прочего, ужасно слащаво выглядел со своими густыми маслянистыми волосами и четко очерченными бровями, и хотя он не занимал так много места в пространстве, как Шефер, но излучал уверенность, которая словно прибавляла ему роста больше трех метров. Он не скрывал, что рассчитывает взять в свои руки бразды правления после Опперманна, когда в следующем году тот уйдет в отставку, и что фактически считает себя подарком для копенгагенской полиции. Им был нужен судмедэксперт с такими познаниями, как у него, и у Шефера не было ни одной веской причины презирать его. И все же ему не нравилось, что представлял собой Сандал: новые времена и передача эстафеты сопливому щенку, который думает, что знает больше, чем профессионалы, которые работали по специальности уже тогда, когда Король Бриллиантов был ребенком.

Якоб Сандал посмотрел на Микалу Фриис.

— Думаю, мы с вами раньше не встречались, — сказал он, протягивая руку.

Она улыбнулась недовольству Шефера и пожала руку Сандалу.

Он прошел в коридор и присел рядом с телом. Приподнял голову Уилкинса, чтобы было видно его искаженное, безжизненное лицо. Затем взялся за подбородок и попытался закрыть ему рот, но мышцы уже сковало смертное окоченение, и челюсти застыли в немом крике. Он осмотрел рот, язык и горло. Затем взял левую ногу трупа и толкнул ее вверх. Нога поддалась давлению и согнулась, словно на ржавых дверных петлях.

— Окоченение наступило в верхней части тела, но еще не достигло нижней, — сказал он в свой диктофон, не поднимая глаз. Он измерил температуру тела и понажимал на пятна, чтобы посмотреть, бледнеют ли они. — Я бы предположил время смерти… — Он посмотрел на наручные часы и склонил набок голову. — Где-то между пятью и семью часами утра.

— Идет ли речь об ударе плоским предметом, каково твое непосредственное впечатление? Я не вижу ни колотых ран, ни пулевых отверстий, а было бы неплохо начать поиски орудия преступления.

— Похоже, что это естественная смерть.

— Естественная смерть? — Брови Шефера поползли вверх, и он яростно ткнул пальцем в кровь, которой был залит почти весь коридор. — Это похоже на натуральную бойню, вот это все!

Сандал покачал головой.

— Это пьянство.

— Пьянство?