Питбуль

— Конечно, есть вероятность, что она просто не особенно приятный человек.

Элоиза молчала.

— Или, может быть, он, — продолжал Шефер.

— Да нет, Ян хороший, — сказала Элоиза, и Шефер уловил в ее голосе сомнение, которого раньше не было.

«Если бы она была уверена в этом, то, вероятно, не отправилась бы в Южную Ютландию», — подумал он.

* * *

Элоиза открыла дверь в спальню и огляделась в сумерках. В комнате разливался влажный и причудливо сладкий запах старинных женских духов, пыли и плесени. Она открыла окно, выходившее в сад, села на край кровати и со вздохом откинулась назад. От дневных впечатлений она чувствовала себя совершенно обессиленной и долго лежала, уставившись в трещины на потолке, размышляя, зачем она приехала сюда, почему не могла просто забыть всю эту историю, взять Фишхофа за руку и пожелать ему счастливого пути.

Эти мысли утомили ее.

Вернувшись от Ханса Галлахера, она дотемна просидела в гостиной, фиксируя заметки и ремарки о делах Мии Сарк и Нины Далсфорт, а еще связалась с бывшей коллегой, работавшей сейчас на ТВ-2, и попросила ее заглянуть в архивы поискать записи передачи о норковой ферме, которую показывали по одному из региональных каналов. Записки были теперь разбросаны по полу гостиной, как разрозненные кусочки головоломки. Элоиза пыталась собрать их воедино и найти совпадения.

Две девушки пропали без вести. Они были почти ровесницами, выросли в одном городе, и обе повстречали Тома Мазорека, прежде чем исчезнуть. Была ли это торговля людьми, как полагала полиция? И что же Ян? Как он вписывался в эту загадку и почему Ингеборг Сарк выгнала ее, когда она упомянула его имя?

Если ты начнешь в этом копаться, они придут за нами. За нами обоими!

Элоиза глубоко вдохнула и ощутила запах от своего тела — вонь свинарника, которую ее кожа и волосы впитали после недолгого пребывания в стойле у Ханса Галлахера.

Она встала с кровати, подошла к большому платяному шкафу цвета венге в дальнем конце спальни и открыла его. Там обнаружился изъеденный молью халат, на вешалках висели плащ и пара трикотажных вещей, а на одной из полок справа лежала стопка разноцветных полотенец пастельных тонов. Выстиранные и жесткие, как доски. Элоиза схватила одно из них и уже собиралась закрыть дверцу шкафа, когда ее взгляд привлекло что-то мерцавшее в темноте.

Она достала из заднего кармана телефон, включила фонарик, отодвинула в сторону вешалки, издавшие металлический звук, и посветила в темноту.

В глубине шкафа у задней стены лежало ружье.

Элоиза осторожно вынула его и осмотрела.

Это был дробовик — старый двуствольный «Айя Шервуд» двенадцатого калибра — Элоиза знала это, потому что у ее отца был точно такой же. У нее не было собственной охотничьей лицензии, но она часто ездила с ним на охоту в Южную Зеландию, когда была маленькой. Он рассказывал ей о разных ружьях и винтовках, учил заряжать оружие и стрелять по жестяным банкам.

Она подняла ружье и прицелилась в свое отражение в зеркале над прикроватным столиком. Затем снова опустила его и открыла магазин.

Патронов в магазине не было.

Она посветила в шкаф в надежде найти там пачку патронов. Она предпочла бы спать с заряженной винтовкой под кроватью, пока находится здесь одна, в этой глуши, но в шкафу ничего не было.

Элоиза убрала ружье обратно и пошла в ванную.