Лягушка-принцесса

22
18
20
22
24
26
28
30

Принц поднялся, шатаясь, прошёл мимо продолжавшей сидеть девушки, и что-то буркнув встречавшему, отстранил его руку, самостоятельно выбрался на берег, поинтересовавшись:

— Чужих не было, господин Ун Гарат?

— Всё в порядке, господин, — заверил собеседник. — Кто же сюда ночью пойдёт?

Кивнув, Вилит обратился к беглой преступнице:

— Выходите, госпожа.

Прихватив корзину, та встала, и вложив свои пальцы в его ладонь, шагнула на твёрдую землю.

Один из мужчин, чем-то неуловимо напоминавший Катуна-Тесака, взял из горящего костра головню, а второй стал затаптывать угасающие угли толстой деревянной подошвой тяжёлых башмаков.

"Тоже наёмники", — подумала Ника, заметив под плащами мечи и кожаные панцири.

Освещая путь импровизированным факелом, молчаливая парочка шла впереди, выбирая путь среди таких же вонючих куч, как и на противоположном берегу Флумины.

Крупные, длиннохвостые крысы неторопливо, с достоинством хозяев этих мест освобождали дорогу людям, наблюдая за ними красными бусинками глаз.

За охранниками шли принц и его девушка. Она держала в одной руке неразлучную корзину, а второй цеплялась за локоть спутника.

Замыкал их процессию Ун Гарат.

Свалка здесь так же подходила почти вплотную к домам. В темноте Ника могла различать лишь смутные силуэты домов с пугающе чёрными провалами окон, но не сомневалась, что это жильё тоже предназначалось отнюдь не для сливок общества.

Когда их крошечный отряд втянулся в проход между зданиями, наёмник выбросил догоравшую головешку, и дальнейший путь они продолжили в темноте.

Неожиданно где-то совсем рядом раздался полный ужаса женский крик. Беглая преступница инстинктивно прижалась к Вилиту и принялась испуганно оглядываться по сторонам.

— Помогите! — отчаянно звала несчастная. — Кто-нибудь! Пожалуйста! Во имя всех богов! А-а-а-а!!!

— Что это? — не выдержав, прошептала девушка.

Но спутник только раздражённо передёрнул плечами, пытаясь укорить шаг.

— Спасите! — рвал темноту и душу Ники истошный, панический зов, стихавший под напором мерзкого, глумливого хохота.

Сознание девушки резанула боль воспоминаний. Тогда тоже была ночь, хотя и изрядно разбавленная светом равнодушных окон и уличных фонарей. Она так же пыталась звать на помощь, вырываясь из жадных лап насильников, и её тоже никто не стал спасать: то ли не слышали её отчаянного зова, то ли, как она сейчас, равнодушно проходя мимо.