Он медленно прохаживался вокруг стола, глядя на тело, и в какой-то момент начал надиктовывать, как делали все патологоанатомы, отмечая каждую особенность тела, лежащего на столе под его пытливым взглядом, тихо и профессионально, тем самым тоном, которым он так восхищался, когда слышал, и который пытался имитировать сам нескончаемое количество раз. Теперь он гордился своей собственной экспертизой и был уверен, что, возьми он сейчас любого из них, лучшего из лучших, сможет доказать ему, что ублюдки ошибались. У них была власть уничтожить его, осудить его как недостойного вступить в их ряды, но теперь он был сам по себе.
Когда он был готов, он взялся за скальпель. У него было совсем мало времени, но он не мог ждать, и сегодня вечером он сможет вернуться и провести столько времени, сколько он только захочет, здесь, в центре своего мироздания, профессионально разбирая Молодую женщину, 18–30, на части. С того момента, как он схватил ее за шею, Дебби Паркер перестала существовать как человеческое существо с личностью, именем и с жизнью. Вот почему он мог бесстрастно проводить над ней любые операции. Они все могли. Это была их работа. Она была образцом, представителем своего пола и возраста, не больше.
Он нагнулся и сделал первый тонкий надрез.
Двадцать один
Кэт Дирбон удалось сохранить одну комнату в доме свободной от тирании детей и собак. В результате ее прозвали Гостиной для Умников и именно здесь, на двух диванах и в глубоких креслах, обитых светлой кожей, они и расположились. Обед был съеден, и с собой они взяли только по бокалу вина. Еще на низком стеклянном столике стояли чашки с блюдцами и чайник чая. Кэт нечасто имела возможность организовывать встречи дома, но были каникулы, и Мэриэл Серрэйлер взяла Сэма и Ханну в Лондон с ночевкой, чтобы успеть сходить куда только можно, включая колесо обозрения, планетарий и «Хард Рок Кафе». У Кэт появилась возможность приготовить приличную еду, привести дом и себя в презентабельный вид и подготовить некоторые материалы, которые сейчас лежали перед ней в распечатанном виде.
Помимо нее в комнате со своими бокалами и кофе расположились Крис, остеопат Ник Гайдн, иглотерапевт Эйдан Шарп и Джеральд Тейт, старший терапевт в клинике из другой части Лаффертона, которого одинаково уважали оба супруга Дирбон. Он был представителем старшего поколения, но при этом человеком передовых взглядов и широкого кругозора.
За обедом беседы велись на медицинские темы, но в основном в общем ключе. Сейчас разговор должен был стать более конкретным.
Кэт поставила свой бокал.
– Это была моя инициатива – собрать эту неформальную встречу умов, но, разумеется, она совершенно неофициальная, и я не выступаю здесь в качестве какого-то председателя. Мы все здесь в равных правах и можем высказываться в том ключе, который кажется уместным. Так, хорошо. Я и Крис крайне озабочены в связи с возросшим за последние месяцы количеством… я не знаю, какое слово для вас предпочтительнее – народных лекарей, представителей нетрадиционной медицины – в нашей профессии. Можно было бы использовать слова «мошенники» и «шарлатаны» по отношению к некоторым из них – могу поспорить, вы бы здесь со мной согласились. Вы знаете, что довольно крупное сообщество людей пустило корни в Старли-Тор из-за его исторически сложившейся сомнительной репутации древнейшего места силы – опять же, сами выберете подходящее слово – колдунов, друидов, целителей, энергий… Множество путешественников, увлекающихся нью-эйдж, приезжают туда весной, и из-за этого большое количество обычных кафе и магазинов переехало в Старли. Все это не имеет значения, все они по преимуществу безобидны. Там покуривают травку – впрочем, это удивительно, но мой брат-полицейский говорит, что там гораздо меньше проблем с наркотиками, чем в Лаффертоне и уж тем более в Бевхэме. Нет. Дело не в наркотиках. Что привлекло наше особое внимание и стало причиной беспокойства – это врачи-мошенники. В лучшем случае они сдирают кучу денег с доверчивых людей, которые редко могут себе это позволить, но даже это имеет мало отношения к нам. Но некоторые из этих так называемых врачей совсем не безобидны. Вы должны понимать, что ни я, ни Крис, ни большинство терапевтов в Лаффертоне не имеют ничего против альтернативной терапии, которую осуществляют опытные, квалифицированные специалисты и эффективность которой клинически доказана. Именно поэтому мы позвали вас, Эйдан, Ник… Я посылала пациентов с больной спиной к Нику, я посылала их и к Эйдану, потому что знаю, что пациенты с некоторыми недомоганиями хорошо реагируют на акупунктуру. Но вы двое отлично знаете, что вы делаете, и следуете главному принципу всех настоящих врачей: «Не навреди».
Эйдан Шарп прочистил горло.
– Спасибо, Кэт – извини, что прерываю, я благодарен за все твои слова и, я уверен, Ник тоже. Мы действительно опытные и квалифицированные специалисты, на что ты совершенно справедливо указала, но боюсь, что у меня возникло ощущение, будто мы добровольно пришли выслушивать враждебную критику в свой адрес.
У него была удивительно конкретная и формальная манера речи. Вероятно, это было связано с тем, что он четко работает с конкретными проблемами – вот о чем подумала Кэт. Она говорила с Эйданом Шарпом о классическом китайском искусстве иглоукалывания и удивлялась, как в нем сочетается четко изложенная медицинская система картирования человеческого тела и того, что с ним может быть не так, с необходимостью интуитивной, практически творческой способности ставить диагноз. Она не притворялась, что понимает или принимает теорию, которая стояла за всем этим, – это противоречило слишком многому, чему ее учили, – но она уважала акупунктуру за долгую и славную историю, а еще за то, что она часто работала.
Ник Гайдн, растянувшийся на краю одного из диванов, был широкоплечим регбистом с огромными руками, и в своей практике он мог работать с человеческим телом очень интенсивно, если необходимо, с применением недюжинной силы, в противоположность методу Шарпа, к которому, как казалось Кэт, он испытывал определенную антипатию. Ну, они были на противоположных концах спектра и по человеческим, и по профессиональным качествам. На Нике была чистая, но поношенная толстовка с крупной надписью «Гиннесс полезен для вас» и вельветовые штаны; на Эйдане был костюм с иголочки и галстук-бабочка в огурец. У Ника была кудрявая шевелюра, которая давно нуждалась в стрижке, а Эйдан был аккуратно причесан; лицо Ника было свежим, грубым и небритым, а Эйдан носил козлиную бородку. Кэт любила и уважала их обоих. Было здорово, что они могли друг друга дополнять.
– А почему эта тема всплыла именно сейчас? Старли был прибежищем для хиппи и последователей нью-эйдж долгие годы, – сказал Ник. – Они совсем не мешают мне работать – мое расписание забито под завязку.
Эйдан Шарп кивнул в его сторону в знак согласия.
– Две вещи, которые произошли по факту. Во-первых, меня экстренно вызвали к девушке, которая консультировалась у одного из этих целителей по поводу своего акне. Он дал ей какие-то травяные пилюли и мазь с омерзительным запахом. У нее была серьезная аллергическая реакция на что-то из этого, или и на то и на другое, и ее соседке пришлось меня вызвать. Все кончилось хорошо, но я отправила эту дрянь на анализы к своему приятелю в хорошую лабораторию. Таблетки оказались ерундой – в основном сухая петрушка, но вот в мази оказалось несколько компонентов, которые я не стала бы держать даже близко с чьей-либо кожей.
– Бог ты мой, кто выдал ей все это?! – Джеральд Тейт выглядел по-настоящему взбешенным. – Вот почему сейчас разрабатывают закон о препаратах, не входящих в официальный реестр, – чертовы спекулянты торгуют опасными веществами!
– Но предписания Евросоюза предлагают выплеснуть воду вместе с младенцем, – вставил Эйдан, – потому что, если они вступят в силу, люди лишатся возможности покупать некоторые очень полезные добавки.
– Я бы предпочел это, чем очевидный вред.
– Проблема в том, что люди типа этого лекаря из Старли никогда не будут следовать никаким предписаниям.