– В смысле, «что делать дальше»? – переспросила Кира.
– Вот придет Востриков и все скажет. Потерпите. А пока, Глаша, подумай, за что могли убить твою подругу. Вспоминай, может она тебе что-то говорила? Скоро все равно будет полиция, придется отвечать.
– Как убить? – ахнула Глафира. – Вы же сказали, она мертва. Просто мертва. Ну упала, ударилась, ну с сердцем плохо стало!
– Нет, Глаша, ее убили. Задушили. Прямо после программы «Сатисфакция». В костюмерной убили и завалили всякими тряпками. Программа закончилась, охранник все осмотрел и закрыл дверь. Там же столько шмоток, ничего не заметишь. Ну а впереди выходной, понедельник… А на следующий день пришла уборщица, она и нашла…
Дверь приемной распахнулась, и размашисто вошел Похлебкин. Несмотря на неунывающий характер вечного балагура, Олег Витальевич был явно подавлен. Волосы, обычно аккуратно уложенные, были растрепаны, щетина переросла длину, задуманную Бородиной. И самое невероятное – у него не был закатан рукав рубахи, что выдавало высшую степень смятения.
За ним семенил короткими ножками Востриков, воинственно выставив вперед подбородок.
– Ребята, вы уже, наверное, знаете обо всем, что у нас случилось. За два дня погибло два человека. И это не считая взрыва в приемной «Возрождения». У нас становится слишком жарко. Поэтому мы предлагаем тем из вас, кто хочет, покинуть общественную приемную. Заниматься своими делами, работать, учиться, а не мчаться каждую свободную минуту сюда, – сказал Антон Семенович, оглядев присутствующих.
Они подавленно молчали. Да и что говорить? Они все: и Глаша, и Кира, и Аллочка, и Татьяна Митрофановна, и даже Торопов были рядовыми исполнителями. Они не участвовали в партийных интригах и склоках, не лезли вверх по партийной лестнице, а просто делали свое дело. И даже болели за него. Поэтому были абсолютно не готовы к тому, что произошло вокруг них в последнее время. Да и как к этому можно быть готовым?! Вон, даже начальство растерянно.
– Я остаюсь, – тихо сказала Кира. – Идти мне все равно некуда. Да и потом, за что меня убивать? Я ничего опасного не делаю, только стараюсь помогать людям.
После ее слов все будто очнулись, ожили.
– Я тоже, – сказала Аллочка. – Надо просто быть осторожными, и все. Я остаюсь.
– Подождите, ребята. Это все, конечно, очень трогательно, но дело нешуточное. Поймите, Назира тоже ничего опасного не делала, а ее убили. Видимо, только за то, что она была в нашей партии, – Востриков попытался убедить подопечных.
– Назиру убили не из-за партии, – шмыгнув носом, сказала Глафира, – она наверняка куда-нибудь влезла. Так что я тоже никуда отсюда не пойду.
– Стоп! Глаша, что значит «влезла»? – переспросил Востриков.
– А то и значит, что она вечно все узнавала и запоминала. Говорила: «Кто владеет информацией – тот владеет миром».
И Глафира снова заплакала.
Похлебкин встрепенулся, провел ладонью по волосам, приосанился.
– Так я ж и говорю, Антон Семеныч, что не полезут они больше на нас. Должны понимать, что сейчас и полиция за дело взялась, и наша служба безопасности. Они что, всех наших переубивают, что ли? За что?
– Значит так, – подвела итог встречи Сологубова. – Мы остаемся. Работаем все в прежнем режиме.
– Работаем, – подтвердил Торопов. – Ребята из охраны у нас дежурят, тревожная кнопка у нас есть…
ebooksa