Партия, дай порулить

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну и ладно. Сами справимся. На то мы и сыщики, – ободрил ее Игорь. – А уж после этого определимся с ценой. Договорились?

Кира согласно кивнула головой.

– Теперь по поводу Самохина. Нам удалось привлечь к поискам общество «Мемориал». И вот что мы выяснили. Следы Катерины, единственной любви Самохина, отыскались в Оренбурге. Потом в поселке Красноуральск. В 1952 году она умерла, а ее дочь оказалась в детском доме города Ишим, что в Тюменской области. В восьмидесятых годах она появляется в поселке Дзержинский Московской области. Известно, что и у нее родилась дочь, то есть внучка Макара Евграфовича. И все. Пока больше ничего не нашли. Знаем, что дочь Самохина звали Ниной, а внучку Ларисой. Фамилия Нины на момент рождения дочери была Найденова.

И вот с этой информацией Кира спешила к старику. Она перебежала через дорогу и остановилась у дома, в котором жил Самохин. Возле него был разбит ухоженный палисадник, по периметру которого под углом были уложены друг на друга красные кирпичи. Кораблева подняла голову и залюбовалась основательностью постройки, оштукатуренным фасадом и сверкающей на солнце новой жестяной крышей.

Тесть Макара Евграфовича был каким-то крупным военным чином, поэтому ему выделили квартиру в величественном доме с колоннами, барельефами и высоким бельэтажем. Когда его дочь вышла замуж, он разменял свою роскошную квартиру на две. Он с супругой остался в том же доме, только в квартире меньшей площади, а Самохины переехали в дом послевоенной, так называемой, сталинской постройки.

В свое время в нем жили высшие слои советского общества, то есть, партийные и хозяйственные руководители, представители творческой интеллигенции. Со временем состав жильцов значительно поменялся. Новые жильцы без сожаления вырывали старые чугунные батареи, делали натяжные потолки, объединяли кухни с залами.

А в квартире Макара Евграфовича время будто остановилось: на стенах были добротные белорусские обои, на потолке гипсовая лепнина с растительным орнаментом, а на кухне встроенная мебель, изготовленная комбинатом бытового обслуживания еще в застойные времена. Но вся скудность и неприглядность интерьера с лихвой компенсировалась высоченными потолками, широкими подоконниками, паркетными полами, просторными комнатами и обилием воздуха. В квартире был даже закуток, который использовали под кладовую.

Они подходили друг другу – квартира и Самохин.

Кира еще немного постояла у дома, вдыхая полной грудью медовый аромат меленьких белых цветочков, высаженных вдоль дорожки к подъезду. Подождала, вдруг Макар Евграфович выглянет в окно, увидит ее, обрадуется… Но за стеклом никого не было, и у Кораблевой вдруг отчего-то тревожно сжалось сердце.

Девушка подбежала к квартире, хотела нажать на звонок, но потом передумала. Самохин ведь может отдыхать, а тут она со своим перезвоном, поэтому решила открыть дверь ключами. Как-то Макар Евграфович дал ей второй экземпляр со словами:

– Пусть у тебя будут, а то мало ли что. Вдруг со здоровьем что неладно будет. Во мне ж пуля с войны до сих пор сидит. Да и сердце пошаливает. Ежели станет мне плохо, не смогу доковылять до двери, так у тебя ключи будут.

Кира открыла дверь, стараясь не шуметь, на цыпочках прошла на кухню. В квартире было тихо. Она заглянула в спальню, Самохин лежал на боку, укрытый одеялом по самый подбородок. Одна рука беспомощно свесилась, редкие седые волосы плотно облепили череп. У Киры от жалости сжалось сердце. Боже мой, почему они так поздно встретились?

Кораблева тихонько прикрыла дверь спальни, переложила купленные продукты в холодильник, перемыла составленную в раковину посуду и стала ждать, когда же проснется Макар Евграфович. Прошло около получаса, и Кира забеспокоилась. Старик в силу возраста засыпал в течение дня несколько раз. Вернее, даже не засыпал, а впадал в дрему. И находился в таком состоянии минут десять-пятнадцать. Но сегодня…

Кира снова тихонько зашла в спальню. Наклонилась и прислушалась к дыханию старика. Ей показалось, что она его не слышит.

– Макар Евграфович, – тихонько тронула она его за плечо. От этого прикосновения его тело безвольно откинулось, и Кораблева увидела совершенно восковое лицо. На шее старика еле-еле пульсировала жилка темно-фиолетового цвета. Пары секунд Кире хватило, чтобы прийти в себя. Она схватила телефон Самохина, лежащий на тумбочке рядом с кроватью, и набрала номер скорой. Быстро и четко ответила на вопросы диспетчера по поводу состояния больного, его фамилии, возраста.

И только после этого она рухнула на колени перед иконой, висевшей в углу, и стала истово молиться, чтобы врачи не опоздали. К стыду своему, из всех молитв она знала только «Отче наш», поэтому стала читать ее. «Отче наш, Иже еси на небесех!.. – лихорадочно бормотала она, – …и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого», – заканчивала и начинала снова: «Отче наш…».

Ей казалось, что время остановились, но когда раздался звонок в дверь, часы показали, что прошло около пятнадцати минут.

Доктору стоило только взглянуть на пациента, как он мгновенно принял решение:

– Немедленно носилки. Какие у пациента хронические болезни?

– Я не знаю. Он говорил только, что у него слабое сердце. И пуля с войны сидит, – лихорадочно вспоминала Кира.