Стеклянные тела

Для Хуртига существовало время жизни до и жизни после.

Жизнь с – и та жизнь, которую ему осталось прожить без младшей сестры.

Ванья сначала ничего не говорила, но потом тронула его за руку и показала фотографию.

На снимке была девочка на персидском ковре, и Хуртиг понял, что это маленькая Ванья.

– Очень может быть, что эта личность покончит с собой, – сказала Ванья. – У нее нет семьи. Нет корней. Никто не знает, кто ее отец, а мать – психически больная.

Хуртиг захотел все ей рассказать. Но он не знал, сможет ли поддержать ее, когда у нее подкосятся ноги.

– У тебя есть Пол и Эдит, – сказал он, чувствуя себя отвратительно.

Ванья покачала головой.

– У меня есть только я сама.

– А Голод?

– Я люблю его. Но не знаю, любит ли он меня. – Ванья как будто растерялась.

– Ты хорошо его знаешь?

Она пожала плечами.

– Какой он?

– Не такой, как вы думаете.

– И что я о нем думаю, по-твоему?

– Что он злой.

– А что такое злость?

Они стояли возле остановившихся цветочных часов, возле умершего времени. Дневной цветок, прочитал Хуртиг, Ipomea tricolo.

– Равнодушие, – сказала Ванья с убежденностью шестнадцатилетней. – Все, чем Голод не является.