– Карп, – сказал Гулльберг.
Хуртиг кашлянул.
– Прошу прощения, никак не соображу, в чем дело.
– Карп – пресноводная рыба. Ее не ловят в Шельдервикене.
– Но угря-то здесь ловят? Это не могла быть наживка или вроде того?
– Очень сомнительно, – сказал Гулльберг, снова поднимая полог палатки.
– И у вас нет подозреваемых, за исключением тех, кто устроил тут пикник с вином и сырой рыбой?
– Непосредственных подозреваемых нет. Но одного мы посадили под замок в первой половине дня.
– И кто это?
Гулльберг рассмеялся.
– Минут через пятнадцать после нашего прибытия тут объявился какой-то растерянный парень с камерой. От него несло перегаром, он утверждал, что он журналист и желает заявить об исчезновении человека.
Пьяница несчастный, подумал Хуртиг. Пол, кто же еще.
– Мы отправили его в Энгельхольм, в вытрезвитель. Конечно, его нельзя списывать со счетов, и когда он проспится, мы его допросим. Даже если он ни при чем, он мог что-нибудь видеть.
– Я знаю его, – сказал Хуртиг. – Мы живем в одной гостинице. Съезжу в Энгельхольм, разберусь.
– Да? – Гулльберг с интересом посмотрел на него. – Как по-вашему, он убийца?
Хуртиг подумал. Он знал, что может делать с людьми алкоголь.
– Нет, вряд ли. Во всяком случае, в нормальном состоянии.
Гулльберг кивнул.
– Тогда все. Созвонимся, – сказал Хуртиг и пошел к машине.
Он как раз прошел ограждение, когда зазвонил телефон. Это был Олунд; нажимая кнопку приема, Хуртиг заметил, что аккумулятор почти разряжен.