Я заряжаю револьвер, но с предохранителя не снимаю – не хочу случайно разрядить его.
Кладу револьвер в сумку и выхожу на прибрежную пустошь.
Тропинка вьется между низких кустов. Пластиковые пакеты, бутылки и множество другого хлама – мусорная лента тянется вдоль берега. Работа осенних штормов.
Синие блестящие скорлупки мидий – их тысячи – образуют хрупкий ковер, и под ботинками хрустит. Водоросли пахнут смесью вареной капусты и канализации.
Я могу коротко описать то, что вижу на берегу, очень просто: водоросли, мидии и низкие каменные стены. Берег покрыт песком и мусором. Море. Туман и темнота.
Мидии красивые, я это вижу, и что? Они трогают меня не больше, чем гнилые водоросли.
Я прохожу мимо двух длинных мостков, потом пляж расширяется.
Я шагаю быстро, и вскоре справа вырастает бункер.
Я знаю, что Ханс-Аксель близко. Как бывший военный он хорошо чувствует себя среди старых оборонительных сооружений, остатков того времени, когда горела вся Европа, времени, в котором он хотел бы жить.
Внезапно – словно удар в голову.
Мне становится дурно, берег как будто вытягивается в бесконечность.
Я приваливаюсь спиной к бункеру и пережидаю приступ. С бульканьем, похожим на полузадушенное дыхание, волны накатывают на песок.
Море – как вся моя жизнь. Океан текучего серого металла.
Мертворожденная жизнь.
Кажется, я слышу собачий лай, но не могу определить, близко он или далеко.
Я словно съеживаюсь, в то время как остальной мир разрастается до бесконечности. Я чертовски маленький и одинокий.
Сделай это сейчас, думаю я. Сделай.
Я достаю из сумки револьвер, снимаю с предохранителя. Поднимаю руку, направляю дуло в висок. Так просто.
Всего одно короткое движение указательным пальцем – и шум в голове исчезнет.
Движение, которым является моя жизнь, прекратится, а земля продолжит вращаться, словно ничего не случилось. Всего через несколько часов ветер занесет отпечатки моих ног песком.