Роботы утренней зари

22
18
20
22
24
26
28
30

– Извините, если так называть вашу профессию невежливо. На Земле так обычно говорят, и это никого не обижает.

– Я дизайнер по прическам и одежде. Это признанная отрасль искусства. Я, в сущности, артист, художник. – Его палец снова прошелся по усам.

Бейли сказал серьезно:

– Я обратил внимание на ваши усы. Это обычно на Авроре?

– Нет. Надеюсь, что будет. Многие мужские лица можно усилить и улучшить искусным дизайном лицевых волос, и такой дизайн – часть моей профессии. На планете Паллас лицевые волосы обычны, но там их красят. Каждый волос красится отдельно в разный цвет, чтобы получилась смесь. Но это глупость. Краски со временем изменяются, и усы выглядят ужасно. Но все-таки это лучше, чем лицевая лысина. Голое лицо крайне непривлекательно. Эту фразу я сам придумал и пользуюсь ею в разговоре с потенциальным клиентом. Она действует весьма эффективно. Женщины могут обойтись без лицевых волос, поскольку пользуются гримом. На планете…

Его быстрая спокойная речь действовала гипнотически, так же как и его манера смотреть с подкупающей искренностью. Бейли пришлось почти физически встряхнуться.

– Вы – роботехник? – спросил он.

Гремионис выглядел испуганным и чуточку смущенным тем, что его прервали на полуслове.

– Нет, отнюдь. Я пользуюсь роботами, как все, но не знаю, что у них внутри. Меня это и не интересует.

– Но вы живете на территории Роботехнического Института.

– А почему мне не жить тут? – голос Гремиониса стал более враждебным.

– Если вы не роботехник…

Гремионис сделал гримасу.

– Это же глупо! Когда Институт еще только проектировался, здесь предполагалось автономное общество. Собственный транспорт, свои мастерские для его ремонта, свои роботы для работы в мастерских, свои врачи, свои строители. Персонал живет здесь, и если он хочет иметь личного художника, то вот Сантирикс Гремионис живет тоже здесь. Разве у меня плохая профессия, и я не должен жить здесь?

– Я этого не говорил.

Гремионис отвернулся, еще чувствуя обиду, и нажал кнопку, а затем, изучив многоцветную четырехугольную полосу, сделал что-то похожее на щелчок. С потолка спустился шар и повис в метре от их голов, затем раскрылся, как апельсин с дольками, и в нем началась игра красок вместе с мягким звуком. То и другое смешивалось так искусно, что ошеломленный Бейли скоро перестал отделять цвет и звук. Окна затемнились, сегменты стали ярче.

– Не слишком ярко? – спросил Гремионис.

– Нет, – поколебавшись ответил Бейли.

– Это для фона; я подобрал мягкую комбинацию, чтобы легче было разговаривать в цивилизованной манере. – И быстро добавил: – Перейдем к делу?

Бейли отвел глаза от этой штуки – Гремионис не назвал ее – с некоторым усилием и сказал: