— И позволить какому-нибудь бюрократу, не отличающему млекопитающее от рептилии, разрушить то, что мы с тобой строили всю жизнь? — спросила она. — Животный мир — такая же часть нашего наследия, как произведения искусства или племенные костюмы, Джошуа. Наши отношения с природой позволили нам стать такими, какие мы есть!
Киджано глубоко вздохнул.
— Ты это знаешь, и я знаю, но я не смог убедить правительство в нашей правоте. — Он положил руки на стол, нервно переплел пальцы. — Их позиция такова: другие отделы показывают историческое и культурное наследие людей, живущих на Новой Кении, в то время как экспозиции отдела животного мира более уместны в Музее естественной истории Земли.
— Это же нелепо!
— Я знаю. Но они настроились что-то продать, и тут я бессилен.
— Разве они не понимают, что заменить эти экспонаты нечем? — с жаром воскликнула Эстер Камау. — Если мы продадим бабочек и морские раковины, такой коллекции нам больше не собрать!
— Разумеется, понимают, — кивнул Киджано. — Но одно дело — понимать, и совсем другое — осознавать, что это твое. Они политики. Сейчас их беспокоит лишь двадцатидевятипроцентная инфляция и падение шиллинга относительно республиканской кредитки.
— Экономика придет в норму и без продажи бесценных коллекций, которые собирались более чем тысячу лет.
— Их не волнует состояние экономики через пять или десять лет, — терпеливо объяснил он. — Их заботят выборы в следующем году или годом позже.
— Наша коллекция бабочек не решит их проблем, — стояла она на своем.
— Они замахнулись не только на коллекцию бабочек.
— После их аукционов хоть что-то останется, Джошуа?
— Надеюсь. Они согласились оставить нам главные экспонаты бонго и окапи, Ахмеда из Марзабита, окуня рекордных размеров, выловленного в Ниле, последнюю импалу, последнего гепарда.
— В нашей экспозиции шесть тысяч экземпляров. Сохранение шести ты называешь компромиссом?
— Нет. Компромисс состоит в том, что пять других отделов остаются нетронутыми.
— По-моему, от твоего компромисса дурно пахнет.
— Согласен с тобой, но альтернатива и того хуже. Она задумалась:
— Не можем мы привлечь на нашу сторону прессу?
— Я уже пытался. Всепланетным информационным структурам наши проблемы до лампочки, а те, кто хотел бы что-то сделать, составляют лишь два процента населения. Которые и так на нашей стороне.
— Ты сделал не все, что мог, — упрекнула она куратора.