Вторжение

Он поднялся из старого, принесенного с Власихи кресла, Вера уговорила поделиться с «Отечеством» домашним скарбом, и пошел к Иосифу Виссарионовичу, который уже стоял, протягивая хозяину кабинета руку.

— Я тоже полагаю: многовато, понимаешь, осведомлен сей муж, — проговорил, здороваясь, Сталин. — Правда, пока не слишком, и потому опасности не представляет. Впрочем, товарищ Станислав Гагарин никогда не читал документов, имеющих секретный гриф. Потому и юридической ответственности за собственные знания не подлежит. У него эрудиция общего характера, из книг да от интуиции, умения сопоставлять разрозненные факты. Разве не так?

— Похоже, — согласился председатель.

— А потому и спите пока спокойно, — помахал в воздухе рукою Сталин. — По крайней мере, пока…

— Намек принял, — усмехнулся Станислав Гагарин и деловито осведомился: — Чай будем пить или кофе?

На этот раз сочинитель не удивился, хотя его и покоробило несколько, от того что Иосиф Виссарионович прибыл к нему в обличье Бута. Он усмотрел в данном обстоятельстве некий намек, существование фактора, ему еще неизвестного.

— Никакого намека, понимаешь, — заговорил вождь, и Станислав Гагарин вновь подосадовал, что запамятовал о способности Иосифа Виссарионовича читать, вернее, слышать мысли собеседника. К этому, действительно, трудно было привыкнуть. — И выпью я с вами, товарищ председатель, чаю. Буту ведь вы в этой малости наверняка бы не отказали. Тем более, он по вашему приказу готовит через Главный штаб ВМФ наш с вами общий визит в Севастополь.

«Ага, — отметил писатель, — визит наш уже общий…»

— Находясь рядом с вами, — продолжал Отец народов, — поневоле становишься водохлебом. Спиртного вы на дух не приемлете, к табаку равнодушны, и потому индийский чай в обиходе Станислава Гагарина суть единственный адаптоген.

— Иного развлечения не держим, — ответил председатель «Отечества», направляясь к двери и прикидывая, как попросить Татьяну подать им чай и не дать ей сообразить, кто на самом деле сидит у него в кабинете.

Потом он сообразил, что Сталин наверняка позаботился: окружающие будут видеть в нем Бута. И спокойно распорядился, заметив одобрительную — догадался письменник! — усмешку на лице вождя.

— Готовы лететь в Севастополь? — спросил он гостя.

— Полечу с вами, — утвердительно кивнул Сталин. — Имеются и смысл, и повод.

Писатель вспомнил их апрельский незаконченный полет в Тбилиси, и ему стало вдруг неуютно.

— Собирался Веру захватить с собой, — с сожалением произнес он. — Надо бы ей суставы подлечить…

— Ради Бога! — воскликнул Иосиф Виссарионович. — Нет, нет! Никакой опасности, полное отсутствие для нее приключений. На этот раз приняты меры. Вас ждут в Севастополе и примут как подобает. Разве что потом… Это, относится только к вам. Кое-какие поручения от меня лично, разные мелочи. Не откажетесь помочь?

— Какой может быть разговор?! Обижаете, начальник…

— Ну-ну… это приятно слышать. Поначалу я останусь подле вас в качестве Бута, пусть все так считают, и в первую очередь ломехузы, они пристально следят за вашей деятельностью, товарищ. Но Владимир Алексеевич ломехузам не опасен, скорее, наоборот, его присутствие возле председателя усыпляет их бдительность. Теперь ломехузы не подозревают о наших с вами встречах, несколько успокоились, сняли контроль, понимаешь…

«А нельзя ли ему «летающим стаканом»? — подумал Станислав Гагарин.

Он вдруг вспомнил, что спросил Веру недавно, как прореагировала бы она на появлении в их квартире товарища Сталина.