«Это же улица Офицерская в Кенигсберге, — сообразил Станислав Гагарин. — Здесь, в двадцатом доме, жил я с детьми и Верой! Гриша Красногор приютил, благодетель…»
— Приятное воспоминание? — спросил вождь.
Он шел рядом с писателем, ласково улыбаясь маленькой девочке, лежавшей в коляске.
— Хорошая у вас дочь, — вздохнув, проговорил Сталин.
— Если б вы знали, какого внука она мне принесет лет через двадцать, — хвастливо сказал писатель.
— Знаю, — ответил Сталин, — видел его недавно… Отличный парень!
— А мой вопрос?
— Нигил сине кауза, — сказал Сталин. — Ничего не бывает без причин… Так переводятся эти слова со столь любимой вами латыни. Верно, вы несете людям только Добро. Но как вам лучше об этом сказать… Оно у вас напористое, понимаешь, в какой-то мере даже агрессивное. А сей оттенок настораживает людей. Они полагают, что вам это
— Чушь какая! — возмутился писатель. — Другим я, никогда не буду.
— И еще один имеется порок… Скорее недостаток в методе. Порок — слишком сильно, понимаешь, сказано. Меряете других людей на собственный аршин, молодой человек. Это главное, понимаешь, заблуждение. Мне это тоже было присуще. Если я могу, то почему этого же не могут остальные человеки, окружающие меня?! Коварное заблуждение…
— Что же делать?
— Поверить в неравенство людей. Это ведь так диалектично, а вы справедливо ратуете именно за диалектический подход к явлениям жизни. Знаю по себе: обидно, когда ты отдаешь людям себя без остатка, а люди считают тебя тираном. Наш вам совет: оставайтесь самим собой.
— Werde Werdu bist, — задумчиво процитировал Гете писатель. — Именно так я и стремился прожить жизнь. Чтобы черти не переплавили на оловянные ложки…
— Тогда все правильно, тогда все в порядке, — оживился Сталин. — Но Елену Станиславну пора уже кормить. Если не возражаете, я верну ее матери.
— Спасибо за то, что дали мне возможность увидеть дочь маленькой, — искренне поблагодарил писатель. — Когда я буду складывать эти строки утром 10 декабря 1990 года в Голицынском доме творчества, мне вспомнится,
— Теперь у нас к вам вопрос, — заговорил Сталин.
Он по-прежнему шел рядом с коляской, на полшага впереди счастливого отца, коляска не исчезала, еще несколько минут позволили Зодчие Мира побыть Станиславу Гагарину с любимой маленькой дочкой.
— Как далеко вы пойдете в борьбе с
— Пойду до конца, — твердо ответил писатель.
…Он стоял на борту ракетного катера, подходившего к мысу Тарханкут, который впервые видел так близко, ибо на пути из Одессы в Крым и обратно проходил его гораздо мористее.