Вторжение

— Но такая психическая установка суть мания величия, — мягко возразил сочинитель. — А вы, как говорил мне товарищ Сталин, умный человек…

Ничего подобного вождь писателю не говорил, но расчет последнего оказался прицельным: Головко откровенно расцвел.

— Я бы не сказал, что это мания величия в буквальном смысле слова, скорее слабая смягченная форма его. Назовем его пророческим вдохновением. Известно, что субъектов, у которых психика слаба, но зато непомерно развито честолюбие, тщеславие и неуместная наивность, слияние с коллективной психикой является подлинным искушением, которому они зачастую поддаются. Посмотрите на целый сонм говорунов левацкого толка, которых породила перестройка…

— Смотреть на них уже тошно, — ворчливо промолвил писатель.

— Разделяю ваше раздражение, — вздохнул Головко. — Только вот нам, людям дела, создаваемый ими хаос крайне выгоден. Но болтуны в раскачивании государственной лодки зашли слишком далеко. Не дай им Бог не на шутку раздразнить военных! Эти терпеливые ребята могут сорваться и смести всех, в том числе и вашего покорного слугу. Этого необходимо избежать. И потому мы начинаем необъявленную войну с леворадикалами и демократами, хотя они до сих пор рьяно защищали наши интересы. Их представители в парламенте несовершенными и явно играющими нам на руку законами помогли отмыть серьезную долю капитала. Да и общий капитал мы весьма значительно увеличили. Это так…

— Но чем я могу вам быть полезен? — спросил, продолжая игру, Станислав Гагарин.

— Видите ли, доступ к коллективной психике и познание ее являются для личности обновлением жизни, — сказал доцент-политэконом. — Люди хотят удержать такое состояние обновленности. Одни потому, что осознают: повышается их «чувство жизни». Другие надеются на богатый вклад новых элементов в их познание. В коллективной психике скрыты сокровища, от которых грешно отказываться. Потому я и хочу предложить вам заняться изучением проблемы. Постарайтесь поставить коллективную психику на службу Нашему Делу.

— Но ведь я не специалист в области психологии!

— Вы больше, нежели специалист, — несколько патетично воскликнул президент будущего уголовного государства. — Вы — писатель. Это раз. И отличный организатор. Нам известно, как вы умеете делать деньги из воздуха. Подобное не под силу даже мне, который знает тысячу способов отъема денег у честных налогоплательщиков, а также у жуликов-кооператоров и государства. Тем более, вы получите от нас любые средства и самых разных специалистов. Они закуплены нами на корню и оптом.

Тут мафиози и спросил председателя:

— Вы любите свою жену?

Первым побуждением Станислава Гагарина было грубо оборвать доцента Головко: не твое, мол, собачье дело. Но теперь писатель был тертым калачом и не собирался вот так резко разрушать наметившийся было психологический мостик между ним и криминальным вожаком. Он понимал: происходящее с ним здесь не является случайным, и в событийной завязке неким боком участвует товарищ Сталин, который прямо говорил ему в Севастополе о том, что писатель может помочь силам Добра собственными творческими возможностями.

«Но каким образом? — силился сообразить Станислав Гагарин. — У меня явно недобор по части информации… Надо выведать, что они затевают. Но при чем здесь Вера и моя любовь к ней?»

Ему хотелось ответить хозяину виллы односложно, вроде восторженного «Конечно!» или нейтрального «Естественно», но сочинитель, играя, как бы замялся, подыскивая необходимые для ответа слова, намекая нечто неразборчиво, и ограничился тем, что неопределенно пожал плечами.

Казалось, что Головко удовлетворился этим. Доцент явно не обладал способностью товарища Сталина читать мысли собеседника и, разумеется, не подозревал, какая буря чувств поднялась в душе писателя, когда он обратил вопрос мафиозного главаря к себе, спросил у Станислава Гагарина: а любит ли он, писатель Гагарин, собственную жену?

Честно говоря, так ставить вопрос прежде ему не доводилось. Штурман дальнего плаванья прожил с этой женщиной более тридцати лет и никогда, ни разу не пожалел, что в тот далекий сентябрьский вечер, в домике на берегу реки Казачка, что впадает в Анадырский лиман, находясь в гостях у ныне покойной, увы, Варвары Кравцовой, предложил Вере Колотухиной выйти за него замуж.

Да нет, конечно же, он любил ее всегда! И любит теперь, и чувство это останется вечным, даже когда и его самого, и Веры не будет на свете.

Ведь останутся их дети, внуки, от них возникнет новое потомство, и в этих наследниках будет жить любовь Веры и Станислава Гагариных, коим однажды назначила судьба встретиться в самом восточном городе Державы.

— Извините за столь интимный вопрос, — церемонно склонив голову, начал хозяин дома. — Но я задал его вам потому, что ваша жена уже сотрудничает с нами…

— Не верю, — спокойно ответил писатель. — Слишком хорошо знаю Веру… Розыгрыш дурного толка.