Вторжение

Сталин пожал плечами.

— Так, кое в чем… Основную тяжесть, как всегда, взвалили на плечи армии… У маршала Язова, понимаешь, был. Толковый он, человек, а помощников ладных не подобрал. Бывший десантник, генерал Ачалов не пришелся мне по душе. Но генерал Лебедь понравился, Крутой, понимаешь, стержневой служивый, решительный.

— Так прямо и к Дмитрию Тимофеевичу и к генералам ходили? — удивился Станислав Гагарин. — В подобном обличье?

Вождь характерно рассмеялся.

— У меня не один и не два способа повидаться, понимаешь, с любым человеком, не смущая его воображение и душу. Не в том суть. Прикидываю, в какой ипостаси представиться Борису Ельцину. Давно пора определиться с ним.

— Но вам запрещено напрямую вмешиваться в земные дела!

— Это безусловно, понимаешь… Но для решения ваших же проблем можно прибегнуть к помощи земных существ.

«Вот так же как он использует меня», — подумал писатель.

— Не надо, — отозвался Иосиф Виссарионович, — не пытайтесь развить в себе комплекс, понимаешь. Не получится. Комплексы у вас не приживутся. Лучше вспомните, как Конструкторы, носители космического Зла, используют для грязных целей вполне земных, понимаешь, обитателей, превращая их в ломехузов.

Некоторое время они шли по набережной молча.

— А вы шагастый, — заметил Сталин. — И любите, когда по вашей воле любое дело поднимается шорохом, дыбом, понимаешь, вверх дном.

Писатель приостановился.

— После Рязани, — пояснил вождь. — Когда был там, вспомнил о вас, житье-бытье вашем близ Солотчи, рязанском говоре, которым занимались, сочиняя роман «Страда». Решил и я овладеть им, понимаешь. Для украшения русского языка. Помните, небось кое-что?

— Назгал, — начал Станислав Гагарин, — означает наглазок, приблизительно. Ятный — чистый по тону цвета. Шометом — сломя голову.

— Чистохолка — опрятная женщина, — подхватил вождь. — Чичер — резкий холодный воздух. Чахлить — жить, отказывая себе во всем. Чавреть — терять здоровье, силы, чахнуть. Ну а хоховень, понимаешь, худославье, хлынец — понятны без перевода.

— Не скрою, — промолвил писатель, — мне приятно ваше отношение к моему языку.

— А разве русский не стал родным, понимаешь, для товарища Сталина? — несколько обиженным голосом спросил вождь.

Писатель промолчал. Он думал о крестьянской натуре Сталина, видимо, она способствовала интересу Иосифа Виссарионовича к народному говору. Пришла на ум бережливость вождя, ставшая еще при земной его жизни хрестоматийной. Одна его старая любимая шубейка, про которую написала Светлана, чего стоит… И цветные репродукции из «Огонька» на стенах кунцевской дачи вместо картин. А ведь он мог взять их из любого музея! Железная солдатская койка, застеленная серым суконным одеялом. Подарки из Грузии, которые вождь отказывался принимать, ссорясь по этому отнюдь не безобидному, понимаешь, поводу с Надеждой, ее бесчисленными родичами, обладающими повадками саранчи, особенно с шакалихой-тещей.

Станислав Гагарин вздохнул.

Писатель хорошо знал: мысли, которые сейчас пришли к нему в сознание, уже известны Иосифу Виссарионовичу, но даже не пытался их скрыть, экранировать от телепатического проникновения со стороны вождя.