Вторжение

«Дела, — озадаченно, но все больше проясняясь сознанием, с ним в минуты опасности так происходило всегда, — подумал Станислав Гагарин. — Из огня да в полымя… Новое покушение на Президента? Но как же Отец народов? Куда он исчез? И мой Володя с ним… Где они? Так мы не договаривались! Необходимо найти Президента и пробираться… Куда?»

Стараясь не высовываться из кустов, писатель принялся пятиться назад, но ползти подобным образом, было неловко, и тогда он развернулся, не приподнимаясь с земли, и стал двигаться параллельно дороге, резонно полагая, что Президент поступил так же.

…— Равняйсь! — прогремел усиленный мегафоном писклявый голос, в голосе чувствовалась некая ущербность, он был наглым и трусливым одновременно. — Держите строй, поганые ублюдки, нехорошие людишки!

— Опять двадцать пять! — воскликнул новый знакомец сочинителя — проститут из «Колоколов». — Раза три уже проклятую процедуру видел…

— Двадцать пять чего? — обалдело спросил Станислав Гагарин, тщетно пытаясь найти некую логику в разворачивающейся перед ним фантасмагории.

— Не двадцать пять, а десять. Каждый десятый в смысле, — досадливо отмахнулся «колоколец», пытаясь сохранить равнение в колышущейся шеренге и в то же время высматривая правый фланг, от которого двинулась вдоль группа в голубых комбинезонах и желтых беретах, время от времени выводя к подъехавшему икарусу выдернутых из передней шеренги людей.

— Новая закуска для мадам Галинá, — проговорил меж тем бывший проститут пера из газеты «Колокола». — Видно, снова нервы у бабенки подгуляли, укрепиться жаждет, новые коки ее волнуют. Пропали мужички, лишат их прелестей.

— Чего-чего лишат? — переспросил писатель.

— Естества мужского, — объяснил журналист. — Чего же еще!?

— Снова не понял, — недоуменно спросил Станислав Гагарин.

— Кобёл, она, понимаешь, кобёл наша подруга, ежели ее по-лагерному обозначить, — проговорил сосед писателя слева, беспокойно вертя по сторонам головой, будто прикидывая что. — Лесбиянка, одним словом. И все мужское патологически не приемлет. Вырезáть яйца у мужиков — любимое занятие мадам Галинá и, видимо, некая потребность, вроде дозы для наркомана.

— Бред собачий! — воскликнул Станислав Гагарин.

— А что в нашем государстве не бред? Разве нормальное сознание может измыслить то, что сейчас происходит? Эта подлая сучка лично кастрирует отобранных — каждого десятого — мужиков! Так и режет по живому, погань проклятая… Бедолаг тут же бросают в застенок, где они истекают кровью.

И только голубым она делает скидку, поскольку гомики-педерасты на баб глядеть не желают, и тем самым нашу государыню и подруг ее оскорбить не могут. Потому голубые из Лиги сексуальных меньшинств и составляют гвардию диктаторши-психопатки. Докатилась Россия!

— Докатили, — хмуро поправил его Станислав Гагарин, все еще не верящий в то ужасное, что поведал ему перевертыш.

— Кем она раньше была эта ваша тиранка-кобёл Галина? — спросил писатель.

— Тихо, коллега! — прошелестел шепотом журналист из архижелтых «Колоколов». — Ударение только на последнем слоге! Иначе — расстрел или кастрация на месте! И обжалованию не подлежит… Ты бы еще Галькой ее назвал. Мадам Галинá — лучшее существо в подлунном мире, верховное при этом. Запомни: ударение на последнем слоге!

Группа голубых приближалась. И теперь сочинитель видел, как голубые отсчитывают стоявших в шеренге, выдергивая то одного, то другого из строя.

— Неужели все эти голубые комбинезоны суть педерасты? — ошеломленно спросил Станислав Гагарин.

— Вовсе нет, — отозвался Вергилий. — Среди них масса обычных ебарей. Приспособились, сумели выдать себя за голубых. Я сам носил такую шкуру — разоблачили. Пришлось бежать… Ненавижу гомиков-вонючек!