Вторжение

Что скажете?

— Не менее глубоко и доказательно, нежели в «Метафизике нравственности» Иммануила Канта. Впрочем, князь Одоевский жил позднее. Он родился в год смерти мудреца из Кенигсберга. Кстати, я часто бывал на могиле Канта…

— Причащались во время веселых, понимаешь, ночных пирушек? — лукаво улыбаясь, спросил Сталин.

— Было такое, — смутился писатель. — Тогда я, увы, находился в рабстве Жидкого Дьявола.

— А ваш даймоний не предупреждал о нежелательности пития?

— Господи! — воскликнул Станислав Гагарин. — Да он только и занимался этим! Всю жизнь я ненавидел алкоголь и все связанное с ним, терпеть не мог пьянку, а больше всего презирал себя самого в период похмелья. Как я счастлив от того, что освободился от алкогольного рабства!

— Завидую вашей убежденности, — вздохнул вождь. — В это Смутное Время такое качество, понимаешь, высоко ценится.

— Не замечаю, чтобы кто-то у меня его, это качество, оценил, — отмахнулся писатель. — Признавать — да, признают… Особенно, когда на пустом месте, из ничего создал Военно-патриотическое литературное объединение «Отечество» и выпустил первый сборник «Военные приключения». А потом…

— Что было потом — я хорошо знаю, — мягко остановил его вождь. — Как-нибудь объясню вам первопричину возникающих на вашем пути препятствий. Ведь этот мир детерминирован, ничего в нем беспричинно, понимаешь, не происходит. И для утешения возьмите еще одно утверждение Одоевского. Князь считает что «познающий есть вместе и раздающий познание». Это напрямую относится к природной черте вашего характера. Это, кстати сказать, высший закон Природы. Человек, говорит русский философ, не может жить без того, чтобы не познавать.

Познание есть жизнь. И жизнь есть познание.

Сие справедливо не только в общем, понимаешь, смысле, но и во всех частностях. И напрасно некоторые утверждают, что человек может быть добродетелем без познания…

«Неправда! — возражает Одоевский. Раздать можно только то, что получишь. Совершенная жизнь есть совершеннейшее познание».

— Вы его получили, — заметил Станислав. — А это значит…

— Ничего это не значит, — вздохнул Сталин. — Если бы такое случилось в той моей жизни… Какие трагедии бы не произошли! А что толку в теперешнем моем сверхзнании?

— Не скажите, — начал было возражать писатель, но тут возник в дверях пилотской кабины серо-голубой шеф.

— Будем высаживаться, — сказал он. — Все готовы.

О борт самолета, с той стороны, где находилась выходная дверь, стукнуло.

«Подвезли трап, — подумал Станислав. — Что нас ждет за этой дверью?»

Но трапа, когда шеф потянул на себя выходной овал, за ним не оказалось. К борту прилепилась металлическая камера, она дрожала и дергалась, удерживаемая на весу, по-видимому, краном.

Из глубины камеры смотрел на них и делал зазывающие жесты молодой парень в пятнистой десантной форме.