— Ты нас знаешь.
Другой голос:
— Ты велел прятаться.
— Я вас не знаю, — говорю я. Запинаюсь. В мыслях сумбур. — Не знаю.
— Идите сюда, солнышки, — голос Ребекки. Непривычно низкий, грудной. Непривычно сильный — давненько я не слышал у нее такого голоса.
С тех пор как сказал ей, что она скоро умрет.
Они появляются. Все трое.
И я вспоминаю.
Дуновение воздуха из вентиляции колышет занавеску, и из движения воплощается мальчик. Джоэл. Восьми лет. Худенький, длиннокостный. Вырастет — будет высоким. И красивым, когда доберет в весе.
Я переступаю с ноги на ногу. Скрипят половицы. И, словно шагнув с потайной лесенки, из-под пола возникает Ханна. Ей шесть. Красавица. Синеглазка.
Ребекка опускается на колени, раскрывает детям объятия:
— Идите ко мне.
В столбе бледного звездного света пляшет смерчик пыли. А из него…
Лэйви. Мой младшенький. Сыночек.
Он бежит к матери, выглядывает из ее юбок. И произносит те самые слова:
— Как ты сегодня, папся?
Он не понимает толком, что говорит. Ему всего два с половиной.
Все возвращается.
Я вспоминаю.
Потому что Собор хочет, чтобы я вспомнил.