АнтиМетро

– Туалет работает, я уже проверял, – сообщил Шмидт, проследив за командирским взглядом. – Даже туалетная бумага имеется. Полный европейский сервис, короче говоря…

Артём с трудом поднялся на ноги и шагнул к соседним нарам, на которых лежали Хантер и Фюрер.

«Носы у обоих заострились, глаза запали», – жалостливо вздохнул трепетный внутренний голос. – «Пульс слабенький, еле прощупывается. На губах пузырится светло-зелёная пена…».

– Там, между их головами, лежит белое вафельное полотенце, – подсказал понятливый Шмидт. – Видимо, задержанным – по местным правилам – полагается одно полотенце на всех. Жмоты копеечные!

Аккуратно стерев с губ подчинённых неаппетитные клочья пены, Артём, слегка покачиваясь, подошёл к решётке и, ухватившись ладонями за её прутья, громко прокричал в розовую полумглу:

– Эй, дежурный! Ты где, мать твою дежурную?

– А чего – сразу же ругаться? – обиделся хриплый фальцет неизвестного собеседника. – Нахожусь там, где и предписано инструкцией. Вот, появится начальство – материте его, сколько хотите.

– Нам срочно нужна аптечка, – подключился Шмидт. – Приболели наши товарищи, никак не приходят в себя. Помрут, того гляди… Ну, ты сам подумай, мы же свои, российские. А своим принято помогать. Не бери, братец, греха на душу…

– Хорошо, я сейчас свяжусь с командованием, – помолчав секунд восемь-десять, сжалился фальцет. – Подождите немного.

Невидимый дежурный коротко доложил (очевидно, по рации) о сложившейся ситуации и после минутной паузы успокоил:

– Генерал уже на подходе, и доктор – с аптечкой – также. Так что, подождите немного, товарищи офицеры. Будьте сознательными!

– Генерал, мать его, – сердито пробормотал Шмидт. – Непонятки продолжаются. Как бы ни расстреляли, в горячке. Генералы, они ребята скорые – на кровавую расправу…

В прямоугольной комнате, примыкающей – посредством решётки – к их тюремной камере, загорелись две длинные секции «дневного» света.

– Пластиковые стулья, прямоугольный стол со стопкой бумажных листов, несколько шариковых ручек, – запечалился Шмидт. – Скорее всего, сейчас будет проведён допрос, сопровождаемый оформлением протокола. Знать бы ещё – в чём конкретно виноват… Как думаешь, командир, генерал-то будет наш, в смысле, «грушный»? Или же – «фээсбэшный»?

– Скоро узнаем, брат, – невесело хмыкнул Артём. – Лишь бы – только – не американский…

Послышался тихий, едва слышный скрип дверных петель, и в комнату вошли двое.

«Тьфу ты, мать его! Чтоб вас всех – долго, да по-разному!», – в сердцах возмутился внутренний голос. – «Изощрённый маскарад – он же разнузданный и легкомысленный карнавал – продолжается…».

Один из посетителей – статный, высокий и широкоплечий – был облачён в классическую генеральскую форму. Однако, в его внешнем облике наблюдались сразу три ярко-выраженные странности. Во-первых, генерал был до неприличия молод, лет двадцати шести-девяти от роду. Во-вторых, его мундир был без всякой меры украшен множеством самых разнообразных орденов, только звёзд «Героя России» наличествовало шесть штук. В-третьих, глаза вошедшего были излишне светлыми, почти белыми, и блестели очень, уж, тревожно и беспокойно.

Второй гость (среднего возраста, с аккуратным тёмно-коричневым чемоданчиком в руках) был, наоборот, худеньким, щуплым и низкорослым. На его узких рахитичных плечах гордо красовался белый медицинский халат, на голове – белая же докторская шапочка. И всё бы ничего, но и халат, и головной убор данного комедийного персонажа были щедро разрисованы – во всех мыслимых и немыслимых местах – чёрной фашисткой свастикой.

«Похоже, что воспользовались обычным школьным фломастером», – презрительно скривился внутренний голос. – «Бутафория подростковая, мать её! И эти звёзды «Героя», и фашистская свастика… А глаза-то у врача – тоже с явной сумасшедшинкой. Только с совсем другой, без характерных следов частого употребления сильнодействующих наркотических средств. Скорее, уж, данный хиловатый субъект похож на среднестатистического учёного-фанатика – из низкопробных голливудских боевиков…».