Ефрейтор Икс [СИ]

22
18
20
22
24
26
28
30

— Павел Яковлевич, разбудите меня перед рассветом, хорошо? Вы же лучше будильника…

— Разбужу… — буркнул Павел.

Ему невыносимо хотелось схватить Гонтарая, и вместе со спальным мешком швырнуть в речку. А тот еще и продолжал:

— Идемте тоже смотреть маралов, — и чему-то засмеялся.

Павел вдруг подумал, что проще всего не попасть в унизительное положение, это не требовать от судьбы больше того, что тебе положено по статусу. И тут же успокоился. Просто, надо повысить свой статус, и преспокойно забрать, что тебе причитается… Приказав себе проснуться в три часа, он заставил себя уснуть.

Проснувшись как от толчка в заданное время, осторожно выполз из палатки. Гонтарь спал, сладко почмокивая губами, и совсем не походил на строгого университетского профессора. Павел прислушался к своим ощущениям. От вчерашнего наваждения осталась какая-то пульсирующая боль в груди, как от вскрытого нарыва. Он глубоко вздохнул, стремясь с выдохом выдохнуть и боль эту, но боль не ушла, только затаилась где-то под сердцем, холодя его и заставляя как-то странно замирать время от времени.

Заря размахнулась от хребта до хребта. На замерших в ожидании утреннего ветерка деревьях и травах налетом серебристой пыли оседала роса. Павел потянулся, напряг до звона в ушах все мышцы, расслабился, тихонько прошептал:

— Все хорошо… Все хорошо… Просто отлично, — и побежал, легко, бесшумно, к речке.

Когда, искупавшись, вытираясь на ходу, он возвращался, у палатки увидел Лену. Смеясь, она говорила в полголоса:

— Вставайте, сони, маралов проспите…

Из палатки послышался сонный голос Гонтаря:

— Павел Яковлевич, я же просил разбудить меня на рассвете…

— А я и иду вас будить…

Лена резко обернулась, скользнула по нему взглядом, и на лице ее появился неописуемый ужас. Павел не понял, что именно вызвало в ней ужас; могучие мышцы, или жуткие шрамы, превратившие с одного боку эти мышцы в безобразные узлы, бугры, стяжки. Смутившись оттого, что стоит перед ней в одних плавках, проворно нырнул в палатку.

Через несколько минут они уже торопливо шагали по тропинке. На плече Гонтаря висел девятимиллиметровый охотничий карабин "Барс" с оптическим прицелом. Павел нес фотоаппарат. Лена легким шагом спешила вперед, и Павел отметил, что ходить по тайге она умеет. Гонтарь, тоже неплохой ходок, еле поспевал за ней. Она вдруг сделала предостерегающий жест и низко пригнулась. Дальше они шли на манер индейской цепочки, согнувшись так, что руки чуть не касались земли, бесконечно медленно отводя ветви, а потом, бесшумно отпуская их за собой, стараясь не произвести ни малейшего шелеста. Наконец Лена опустилась на корточки и замерла. Вытянув назад руку, детским жестом, кистью руки с растопыренными пальцами, поманила их. Они подобрались к Лене и сквозь переплетение ветвей увидели зверей. Несколько маралих с малышами, три или четыре прошлогодних подростка преспокойно паслись на поляне. Неподалеку от кустов стоял огромный красавец бык с роскошными ветвистыми рогами и настороженно прислушивался, наставив подвижные уши прямо на кусты. Вскоре он успокоился и потянулся к траве. Павел, было дело, разок охотился на марала. Но это было ночью, на солонцах, а вот так вблизи не видел ни разу. Павел осторожно просунул сквозь кусты толстенную трубу телеобъектива. На чуть слышный щелчок затвора фотоаппарата бык вскинул красивую голову и громко фыркнул. Маралихи перестали пастись, тоже насторожились. Вдруг по ушам хлестнул резкий выстрел карабина. Марал прыгнул в сторону, взвившись высоко над землей в красивом прыжке, но когда копыта коснулись земли, сухие точеные ноги его подломились, и он рухнул в росистую траву, глубоко вспоров дернину рогами. Стадо сорвалось с места и, ныряя в кустах подлеска, как в морских волнах, исчезло в лесу.

— Превосходный экземпляр! — воскликнул Гонтарь, выбираясь на поляну и расстегивая на ходу сумку с препаровальными инструментами. — Скорее, Павел Яковлевич, надо обмерить и взять пробы.

Положив карабин на землю, он торопливо раскладывал инструменты. Павел смотрел на оленя. В синем оленьем глазу медленно тускнело опрокинутое небо, тускнела золотая заря, тускнели горы… Павел подумал, что для того и нужны заповедники, чтобы не перевелись этакие красавцы. Но зачем их еще и по заповедникам стрелять?..

Лена не смотрела на оленя, она смотрела на Гонтаря, и глаза ее так же тускнели, как глаза убитого оленя. Она подцепила носком кеда карабин за ствол, брезгливо отбросила его, как отбрасывают с дороги дохлую змею, и, все ускоряя шаг, пошла прочь.

— Павел Яковлевич! Да что же вы?! Быстрее… — Гонтарь старался перевернуть оленя.

Павел принялся помогать Гонтарю, хотя ему этого совсем не хотелось, наверное, брала свое многолетняя привычка подчиняться.