Могучий вытянулся, рявкнул, пуча глаза:
— Никак нет! Не бегал в самоволку. Был на пээрвэ.
— А вот ефрейтор Лоскутов утверждает, что вас не было там.
Павел проговорил:
— Не утверждаю я этого, а говорю совершенно обратное…
— Разговоры в строю! — замполит резко повернулся к Павлу.
Павел пожал плечами, и принялся смотреть прямо перед собой.
Замполит скомандовал Могучему:
— Встать в строй! — снова прошелся вдоль строя, заговорил: — Мы с командиром посоветовались, и решили устроить для вас вечер, — лейтенант оглядел строй с таким видом, будто только что подарил солдатам всем вместе и каждому в отдельности не менее чем жизнь. — На завтра мы пригласили девушек из медучилища, — в строю, будто порыв ветра в кустах, пронеслось оживление. — Завтра, после обеда, все койки в угол, проигрыватель — через громкоговоритель. Танцы! Разойдись!
На следующий день с утра царило всеобщее оживление. Шоферы с утра мыли, чистили, заводили огромный "Краз", который должен на марше тащить "Дубраву". Остальные отмывали горячей водой мастику с пола спального помещения, превратившуюся в жесткую корку грязно-серого цвета.
Ревя и пыхая черным солярным дымом, уехал "Краз". Через час он вернулся. Вся рота уже переоделась в парадные мундиры. Только Павел с Лауком не стали переодеваться; во-первых, было жарко, а во-вторых, их повседневная форма была чисто выстирана и ладно подогнана.
Господи! Павел почти два года не видел девушек. Они высыпали из стального кузова боевой машины, яркие, оживленные, щебечущие, как стайка райских птиц, и такие же красивые. Они все казались Павлу ослепительно прекрасными. Неловкость первых минут сгладила грянувшая музыка из громкоговорителя, установленного на крыше казармы. Странно, но от музыки Павлу вдруг стало невыносимо тоскливо. Так тоскливо, будто все внутренности сдавило, стиснуло колючей проволокой. Зачем все это? Зачем?.. Кончится вечер, девушек, как рабынь, погрузят в кузов боевой машины и увезут, а солдат вновь загонят в казарму да на боевые посты… Кто загонит? Из офицеров — один замполит. Да Господи! Государство, из которого невозможно бежать. Власть, подобно стальной крышке люка боевой машины, висящая над головой каждого солдата, да и гражданского тоже.
Павел стоял у стены, смяв погон о стенд наглядной агитации, с розовой сияющей физиономией сусального солдатика, и смотрел на веселую, суетящуюся в безалаберном шейке, толпу. Павлу не хотелось туда, ему было противно, что начальники привели ему этих девушек, а не он сам выбирал.
Вдруг Кузьменко подвел к нему девушку. Она была высокая, едва ли не выше Павла, с пышными формами зрелой женщины. Кожа ее казалась полупрозрачной и имела нежный розоватый оттенок. Только по лицу можно было определить, что ей не больше восемнадцати лет.
— Слегка подмигнув, Кузьменко сказал:
— Вот, Лена интересуется, почему ты не танцуешь. Она считает, что ты салага.
— Откуда это видно? — спросил Павел, слабо усмехнувшись.
— Девушка бойко глянула ему в лицо, потом смерила взглядом с головы до ног, сказала:
— Ну, во-первых, слишком короткая стрижка, новые сапоги, новая форма. И ты не в парадке. Наверное, старики отобрали? А себе отберешь у салаг зимой, да?
— Поразительная наблюдательность, и удивительное знание армейской жизни… — саркастически усмехнулся Павел. Тут кто-то поставил на проигрыватель вальс, и Павел сказал: — Давай лучше танцевать.
ebooksa