— А хочешь, покажу свой дом?
Она удивилась:
— Как это?
Он переключил вновь на малый масштаб, навел на свой родной Урман, показал ей на местник, торчащий на пределе дальности, сказал:
— Это радиотрансляционная вышка, которая стоит в ста метрах от моего дома в Урмане…
— Так далеко?! — снова изумилась она.
— Ну, разве ж далеко? У нас и из Белоруссии служат, и с Украины…
Быстро щелкая тумблерами, Павел выключил станцию. Пульт погас, и стал серым, скучным, безжизненным, будто закрылись ставни.
Павел поглядел на часы, сказал тихо:
— Скоро одиннадцать…
Она кивнула:
— Да, да, пошли…
Девушек увезли, и Павел вздохнул с облегчением, все вернулось в привычную накатанную колею. Где-то впереди, через четыре месяца, она оборвется сама собой, и тогда не будет тоски, не будет так больно колючая проволока сдавливать душу. Господи! Да в колючке ли дело? Каждый день ведь можно в самоволку бегать! Голосок внутри скрипнул: — "И каждое утро сапог командира или замполита будет тебя в дерьмо втаптывать…"
Павел разделся и завалился спать. Все к черту! Солдат спит, а служба идет.
На следующий день было воскресенье. Включений не было ни ночью, ни днем. Павел бродил по расположению, путаясь сапогами в высокой траве. Его догнал Кузьменко, попросил:
— Послушай, Павлик, одолжи мне свою пилотку, че ша?
— В самоход, что ли, собрался? — хмуро осведомился Павел.
— Ага… Вчера с девушкой договорился — малина в сметане… — Кузьменко сладострастно причмокнул губами.
— Не положено салагам в самоволки ходить… — еще мрачнее пробурчал Павел.
— Да ладно… Скажи, что пилотки жалко…