Отвернув от лица микрофон, Павел вслух сказал, обращаясь к Котофеичу, дремлющему на шкафу:
— Интересно, с какого хрена он сорвался?..
В наушниках послышалось:
— Я тебе покажу такой хрен, что служба медом не покажется…
Станции вскоре выключили, и Павел пошел спать. Котофеич отстал на полпути, подался по своим каким-то ночным делам.
Утром на разводе командир приказал Павлу выйти из строя. Вызвал дежурного по роте, которым был Лаук.
Сделав брезгливый жест в сторону Павла, приказал с отвращением:
— Увести и запереть…
Сашка приложил ладонь к пилотке, четко развернулся и ушел в казарму. Командир изумленно посмотрел ему вслед. Павел видел, что командир в замешательстве, и чуть не расхохотался. Но тут появился Сашка в сопровождении патрульного и дневального свободной смены, вооруженных карабинами.
— Штыки примкнуть! — отрывисто скомандовал Лаук.
Лязг металла разнесся далеко вокруг в тишине. Рота замерла. Впервые в этой роте человека сажали на губу. Событие знаменательное. Командир смотрел на всю компанию, и видно было, как он быстро стервенеет.
Лаук шел впереди, звеня ключами, за ним, ссутулившись и заложив руки за спину, брел Павел, позади с карабинами наперевес топали патрульный с дневальным.
На губе было прохладно, свет еле сочился через крошечное зарешеченное окошко под самым потолком. Павел лег на "вертолет", деревянный щит, сколоченный из не струганных досок наподобие пляжного лежака, и расхохотался. На душе было легко и весело. Через час лязгнул замок, в дверях стоял Лаук. Он отступил в сторону. В узкий дверной проем протиснулся дневальный свободной смены с двумя матрацами. Постелив матрацы на "вертолет", Павел застелил их чистой простыней, сверху постелил одеяло и лег.
Лаук покрутил печатью на цепочке, позвенел ключами, сказал:
— Вечерком чаи погоняем на свежем воздухе. Отдыхай.
После обеда, когда Павел сытно покушав, приложился поспать, загремел замок. В проеме дверей рядом с Лауком стоял командир. Лицо его медленно вытягивалось, наливаясь кровью. Павел не торопясь, встал, широко зевнул. Командира в этот момент прорвало; он заорал нечто непотребное и матерное. Бросился в камеру и вышвырнул матрацы наружу.
Дверь с грохотом захлопнулась. Лаук сел на "вертолет" и весело захохотал, потом растянулся во весь рост, и со вкусом потянулся.
Павел проговорил хмуро:
— Матрацы мог бы и на ночь прислать… — и тоже растянулся на "вертолете".
— Я это специально, — усмехнулся Лаук. — А кэп устава не знает. Вертолеты только на ночь полагаются. Да и не на долго мы здесь. Кузьменко в столовой рассказывал, что тебе пятнадцать суток губы объявили за то, что ты обыкновенный кукурузник в разные места помещал, и разные высоты давал.