Министерство особых происшествий,

Элиза заметила, что Дивейн поддержал шутку смехом, а Ха­велок промолчал. Лицо его оставалось холодным, как камень.

—   Мы находимся не в колониях, Сент-Джонс. Мы — ци­вилизованное общество. — Он поправил свой воротничок. — Мы сделаем из них чучела и повесим на всеобщее обозрение.

По интонации его голоса было трудно сказать, шутит он или нет. В любом случае, Элиза решила, что, в какие бы игры их ни втягивали, сегодня ночью они на самом деле исполнили свои роли неплохо.

Глава 25,

в которой доктор Хавелок демонстрирует свои работы, а на сцене эффектно появляется неожиданный гость

Вечером за ужином отсутствовали не только Фэрбенксы. За столом все было так же, как во время празднования Первой Ночи, но Веллингтон явственно ощущал: что-то исчезло. Со­всем. О погибшей паре никто не говорил, но он не верил, что это делалось из уважения к их памяти. Это был страх. Страх какой-то причастности к ним. Страх стать похожими на них. Упоминание их имен в лучшем случае могло поставить крест на шансах вступить в общество, и, судя по тому, как обошлись с Фэрбенксами, любых поводов для отклонения своих канди­датур следовало избегать.

«Интересно, — подумал Веллингтон, — насколько упали бы мои шансы как кандидата, если бы Хавелок узнал, что по­сле возвращения с охоты меня вырвало в туалете?»

Элиза в это время оставалась рядом, что было, в общем, удивительно. Он не понимал, почему она нежно гладила его по спине, пока его выворачивало наизнанку и трясло. Можно не сомневаться, что после возращения в архив ей надолго хва­тит этой темы для шуток над ним.

Она сидела рядом с ним, и при каждом новом спазме, каж­дом новом позыве ее ладонь мягко прижималась к его спине, делая долгие и медленные круговые движения. «Все хоро­шо», — шептала она ему снова и снова. Если бы у него в этот момент был голос, он бы крикнул ей: «Нет, не хорошо! Мы своими глазами видели, как пару человек пристрелили, слов­но лис на охоте. Как это может быть хорошо? »

Но вместо этого он продолжал блевать, пока в желудке уже вообще ничего не осталось. Он не помнил, как вышел из ван­ной, как добрался до кровати. Когда он очнулся, он лежал под одеялом, а Элиза спала в шезлонге. Солнце уже начало са­диться. Это был живописнейший момент общего покоя, кото­рый просился на фотоснимок. По крайней мере, так ему пока­залось в этой напряженной тяжелой тишине.

Ему было необходимо прополоскать рот, почистить зубы и приготовиться к ночному кутежу.

«Все хорошо», — продолжал звучать в ушах ее шепот. «Возможно, колониалка на этот раз все-таки права, — раз­дался в голове голос отца, когда Веллингтон вышел из туале­та. — Возможно, эти люди были чужими для этого круга. И нет ничего плохого в том, чтобы отделить тех, кто вхож сю­да, от тех, кто не вхож».

—   Что? — спросила Элиза, заметив в зеркале странное вы­ражение на его лице.

«Проститутка, — процедил сквозь зубы его отец. — Она называет это жертвой во имя королевы и родины? Я нисколь­ко не сомневаюсь в том, что эта шлюха отлично развлеклась прошлой ночью».

—   Ничего, все в порядке.

—   Букс, если вы не в состоянии...

—   Я же сказал — все в порядке. Значит, так оно и есть. — Его грубость удивила даже его самого. Он схватил щетку и принялся расчесывать свои волосы. — И не нужно допра­шивать меня, мисс Браун, в противном случае вы никогда не будете мне доверять, — сказал он, откладывая щетку для волос в сторону и натягивая свой жилет.

Медленно тянулись секунды. Веллингтон чувствовал, что повисшая тишина становится угнетающей.

—   Будьте рядом со мной, Веллингтон, — наконец сказала она ему. — Это как раз то самое время и то самое место, где порознь можно пропасть...

«Да как смеет эта женщина обращаться к тебе в таком то­не!» — прошипел его отец.