До самого верха его отделяло всего футов шесть. Всего.
Когда Вэл наконец сумел дотянуться до горизонтальной балки — до ржавой стальной рамы, на которую закрывались фонари, — он подумал, уже не впервые: «И что теперь?»
Чертовы фонари были приоткрыты всего на фут. Вэл не пролез бы в такое отверстие, даже если бы смог подтянуть наверх свое тело.
«Ну и что теперь, ты, жопоголовый?»
Напоминает то, как они переползали под фермами эстакады на I-10. Вэл высоко закинул ноги и обхватил ими раму. Все еще вися на веревке, он высвободил правую ногу и начал колотить подошвой по фонарю, стараясь направлять удары в определенные места стальной рамы, на которой держались шесть больших окон.
Окна были слишком тяжелые. К тому же петли со стороны крыши проржавели и никак не хотели подаваться.
Вэл снова обхватил веревку ногами и, тяжело дыша, замер. Сил оставалось всего ничего. Еще несколько секунд — и ему останется лишь одно: соскользнуть по веревке на мраморный пол в шестидесяти-семидесяти футах внизу. Хватит ли у него сил, чтобы удержаться во время спуска? Вряд ли.
Издав нечто среднее между высоким хрипом и низким вскриком, Вэл высвободил обе ноги и ударил подошвами в металлическую конструкцию. Так или иначе, это была его последняя попытка.
По раме он не попал, но разбил ботинками грязное стекло. Из рамы выпал большой осколок, полетел вниз и раскололся с невероятно громким звоном. Правая нога Вэла прошла через пустоту там, где раньше было стекло, и он зацепился ею за раму.
— Черт, — выдохнул Вэл.
Пот капал с его лица и падал вниз. Действуя щиколоткой, как рычагом, и упираясь в тонкую полоску металла, Вэл рывком вынес тело наверх. Левая нога легла на правый конец стальной балки, а за другой конец он уцепился левой рукой. В таком положении Вэл провисел несколько секунд. Тело его изогнулось, битое стекло врезалось в правую щиколотку. Потом с решительным, отчаянным хрипом он вытащил себя на стальную перекладину шириной в шесть дюймов, лег на нее спиной, покачиваясь и чуть не падая, после чего отпустил веревку и схватился рукой за люк светового фонаря над собой.
Тот со скрипом стал открываться вверх.
Еще несколько секунд — и Вэл выполз на отсыпанную гравием крышу, после чего принялся вытаскивать альпинистскую веревку — еле-еле, из последних сил. Руки его страшно дрожали.
«Вот сейчас сюда заявится Ганни Г. с другими охранниками и арестует меня», — подумал Вэл.
Но охранники не заявились.
Ноги у Вэла тряслись не меньше, чем руки. Он похромал к юго-западному углу здания, где внизу начиналось ограждение, нашел трубу, которая вроде бы могла выдержать его вес, обвил ее веревочной петлей и бросил бухту вниз, на жесткую землю. Потом он закрыл глаза и попытался унять дрожь.
Вэл знал, что надо подождать, пока руки снова не обретут силу. Но оставалось ли у него время, чтобы ждать? Поэтому он сел на край крыши — с этой стороны до бетонной дорожки было от силы полсотни футов, — обмотал веревкой запястье и, перекинув тело в пустоту, сумел обвить кровоточащие ноги вокруг веревки.
«Делай так, будто ты на уроке физкультуры».
Это стало последней мыслью Вэла перед тем, как он заскользил вниз.
Он съехал слишком быстро, ободрав кожу на ладонях, и, когда оказался на земле, ноги его уже не держали. Вэл рухнул на бетон спиной к зданию и несколько секунд громко дышал. Звук выходящего из груди воздуха слегка напоминал рыдания, но Вэл решил, что это не его вина.