Я развернулся и вышел.
— Что она от вас хотела? — поинтересовался Гискард, но я прошел мимо него, оставив его вопрос без ответа.
Воробей стоял рядом с агентом и хотел было что-то сказать, но я положил руку ему на плечо и потащил за собой. Мальчишке достало ума понять намек и придержать язык за зубами.
Чему я был рад, ибо на тот момент я был способен на разговор так же, как на полет. Мысль, клокотавшая в моей голове, была чересчур велика, чтобы позволить чему-то еще занимать мой разум, лишив меня остатков душевного равновесия, уже изрядно потрепанного событиями того дня.
Я видел раньше эту красную сыпь. Я видел ее на своем отце, когда тот однажды вечером вернулся домой с мануфактуры, а несколько дней спустя я увидел ту же сыпь на матери. Видел, как болезнь закрыла им коростой глаза и раздулась волдырями на языке, доведя их жаждой до бешенства. Видел, как эта сыпь унесла в землю стольких людей, что вскоре не осталось никого, кто мог бы хоронить мертвых. Видел, как эти мелкие красные прыщики подкосили цивилизацию. Видел, как они разрушили целый мир.
В Ригус вернулась чума. По пути к дому я тихонько прочел все молитвы Перворожденного, какие только сумел припомнить, хотя в последнее время они не приносили и малой толики пользы.
21
Новость Мариеки притупила мой разум, и прошло некоторое время, прежде чем я догадался, почему Воробей без конца теребил свой отвратительный шерстяной балахон. Мы почти вошли в Низкий город, когда меня осенило. Я замедлил шаг и вскоре остановился. В следующее мгновение мальчишка последовал моему примеру.
— Когда ты успел его взять? — спросил я.
Воробей подумал солгать мне, но понял, что я его раскусил.
— Когда вы ходили прощаться.
— Давай сюда.
Он вытащил спрятанный под одеждой рожок и, пожав плечами, протянул его мне.
— Почему ты украл?
— Он мне понравился.
В его глазах не было видно раскаяния. Не в первый раз его ловили на краже, не в первый раз дело грозило обернуться для него поркой. Это стало частью игры, и он будет играть до конца. А потому я решил действовать иначе.
— Полагаю, это достойное основание, — сказал я.
— У него куча всякого дерьма. Он ему не нужен.
— Ты прав, наверное, не нужен.
— Будете меня бить?