Кракен

Дейн окинул своего мертвого бога долгим взглядом и вздохнул. «Мы сможем вас найти, когда понадобится. Берегите моего бога. А сейчас выпустите нас».

Теперь они ждали.

— Надо, чтобы Вати был с нами, — сказал Дейн. Его речь была быстрой. — Надо узнать, что за расклад в этой коповской конторе, прежде чем туда вламываться. Где он?

— Ты же знаешь, у них там всякая дрянь установлена, — отозвался Билли. — Он не сможет туда проникнуть. Во всяком случае… — (Вати, чувствуя вину за свое исчезновение с забастовочного фронта, все еще пребывал на летучих митингах.) — Он сказал, что вернется, как только сможет.

Вати желал помочь и придет на помощь снова, но — «Разве ты не знаешь, что идет война?». Классовая война, где кролики противостояли фокусникам, привыкшим обходиться палкой и худосочной морковью, война между големами и теми, кто, намалевав у них на лбу «Эмет»[74], присваивал себе какие-нибудь права и так далее.

Там, где горгульи или барельефные фигуры располагались достаточно близко, Вати произносил ободряющие речи перед подразделениями бастующих (гомункулами, ползавшими в углу между стеной и тротуаром, или грачами, что вперевалку расхаживали взад-вперед). То, что можно было счесть завихрениями ветра, на деле оказывалось пикетами боевых воздушных стихий, шептавшими тихим, как дыхание, голосом: «Черт, нет! Дуть не след!»

Имелись и штрейкбрехеры, и сочувствующие. До Вати доходили все слухи: что его пытаются поймать — совсем не новость — и что люди ищут по всему миру, буквально, за пределами Лондона, какой-нибудь рычаг, чтобы на него воздействовать.

Положение было неважным. Жернова экономики принуждали некоторых возвращаться к работе — со стыдом на лице, со стыдом в душе, если их лица были вырезаны и неподвижны, со стыдом, отражавшимся в длине волн, если они были колебаниями эфира. Проносясь через статуи по городу, Вати всюду встречал последствия этого. Пикет за пикетом закрывались призрачными полицейскими чарами по загадочным древним обвинениям, спешно приспособленным к новым случаям. Шестерки по найму действовали во всех измерениях.

— Что случилось? — прокричал Вати, появившись в львиной морде из штукатурки и видя разоренный пикет, участников которого разогнали или убили — разве что двое-трое пытались кое-как привести себя в чувство.

То были крошечные гомункулы, созданные из плоти животных. От некоторых остались лишь кляксы с вкраплениями костей.

— Что случилось? — повторил Вати. — Как вы?

Не ахти. Его информатор, человек из частей птиц и тины, волочил ногу, больше похожую на пятно.

— Люди Тату, — сказал он. — Помогите, босс.

— Я тебе не босс. Пойдем, я отведу тебя… — Куда? Вати никуда не мог его доставить, а это животное-человек-вещь умирало. — Что стряслось?

— Рукоголовые.

Вати оставался с ним, сколько смог выдержать. Тату заплатили, чтобы он разогнал забастовку, и его приспешники старались все больше. Вати вернулся к Билли и Дейну, к куклам в их карманах, в волнении перелетая от одной к другой.

— Нас атакуют.

— Тату…

— …и полиция…

— …пытаются с нами покончить.