— Не то! — перебил я его. — В другой комнате.
— Ребенок. Маленький. Мальчик. Один. Один? А почему он один?
— В том-то и дело, Михась! Родители уложили его спать как обычно, а сами пошли в гости. Они и придут-то через два часа, вот только они уверены, что дитятко их спит. И не волнуются. Я попытался до них дошептаться, да сам понимаешь, как нынче трудно с этим.
— Понимаю. Так не спит он почему?
— Тарахтелка эта зазвенела. Родители забыли выключить, она возьми и зазвони. А я тогда далеко был, не смог ушки ребятенку прикрыть.
— Ах, незадача. Так не усыпил почему? Или квалихвикацию растерял?
— Ой, Михась, не спрашивай. Он
— Та иди ты!
— Вот чтоб мне ни в жисть «Оболони» больше не попить! (Страшная клятва, честно-честно.)
— Выходит, не один Пахомыч. Ой, плохо-то как. (Пахомыч — старенький пьянчужка, живущий в подвале. Мы частенько приходим к нему погостить. Пивком угостим, в шахматы сыграем. Он нас почему-то «зелеными» обзывает и «чертятами». Пытался и другим про нас рассказывать, но, конечно, люди ему не верят. На его день рождения мы устроили кошачий концерт с хором, песнями и плясками. Да, веселиться мы умеем, хе-хе.) Представляешь, если они
— Типун тебе на язык!
Михась испуганно закрыл рот, да поздно. Правильно, нечего говорить глупости. Вот хай теперь с полчаса походит с прыщиком на языке.
— Овово, ню Овово!.. — шепелявил Михась.
Я коротко махнул рукой.
— Ой, спасибо. Извини, виноват. Так что же это получается, дорогие домовые, это ж теперь от людей совсем житья не будет!
— Не, я проверил. Только Славка видит. А меня он испужался. Ведь
— Ой, лишенько совсем! — Михась схватился за голову. — Это ж получается, что тебя он… клюв, лапы… хвост!
— О тож, — и мы вдвоем схватились за головы. Это для собственного удобства мы бегаем по стенам и лазим по вентиляционным решеткам эдакими маленькими юркими бородатыми старичками. Почти все из нашей братии совсем не людское обличье имеют. Кто — кошка здоровущая, кто — мертвяк с головой подмышкой, а кто и маленькое пушистое облачко. Про себя я вообще молчу. И тут меня осенило. — Постой. Михась, ты же такой и есть!
— Какой «такой»? — удивился он, но, видно, догадался уже: глазки забегали, ручки зашебуршились, борода дыбом начала подыматься.
— Миха-а-ась. — Я выудил из-за пазухи тот самый Бочонок. — Ну, выручи, Михась. Первому тебе налью до краев. До Нового года ведь три часа осталось!