— Может, пронесет? — с надеждой пробормотал Степан, по-видимому успевший осушивший свое литровое творение.
На цифре «четыре» корабль начало немного трясти, а автоматические сообщения посыпались, перебивая друг друга:
— Предупреждение! Критический нагрев…
— Три…
— Опасность! Силовое поле снято…
— Два…
— Тревога! Носовая обшивка…
К этому моменту тряска грозила выкинуть людей из захватов кресел. В такой ситуации обычно крайне болезненный удар межпространственного перехода показался ничем не примечательным тычком. Никто бы его и не заметил, если бы вслед за ним тряска не исчезла. Последовала фраза автомата, которая показалась словами ангела:
— Выход завершен…
Воцарилась мертвая тишина. Такая же была на протяжении всего обратного полета. Могло показаться, что с кораблем ничего не случалось, если бы вся носовая часть на голограмме не светилась тревожным красным огнем.
— Прилетели… Интересно, куда, — проговорил потрясенный Вильям.
Он освободился от захватов, поднялся и побежал — очевидно, проверить состояние передней части корабля.
— Ну, так что там с гиперпространством? — будничным тоном спросил Степана Виктор.
— Вить, да просто ерунда какая-то… В общем, зона повышенной температуры. Уже сейчас корпус нагревается слишком быстро, а по моим расчетам до центра еще довольно далеко. Носовые катушки не могут создавать поле — они просто теряют сверхпроводимость. Мы даже не сможем снова прыгнуть — разогрев корпуса от прыжка и так почти критический. Обычно он быстро остывает. А сейчас, наоборот, стремительно продолжает греться.
— И что делать?
— Нужно узнать какие мы получили повреждения. Больше ничего сказать пока не могу.
Томительные минуты ожидания прервал вызов Тримена:
— Плохо дело. Вся носовая часть расплавилась. Накрылись все сверхпроводящие катушки, что были спереди, так что о гиперпрыжке пока можно забыть.
— Возвращайся. Нам надо кое-что обсудить, — проговорил Степан, странно сверкая глазами. Впрочем, по мнению Виктора, иного и не стоило ожидать, учитывая количество выпитого.
Когда трио снова собралось вместе, физик познакомил их со своей идеей. Вильям выслушал все с непроницаемым видом, словно это его не касалось. Стежков же постоянно ёрзал, но все-таки дождался конца, не перебивая, лишь потом начал громко высказывать свое мнение.