Увы, в этот момент приблизилась хозяйка салона, леди Мэри, и мисс Люси вынуждена была заговорить с ней, после чего графиня Рассел сама пожелала познакомиться с «механическим человеком» поближе. Она была искусна, и нежнейшее прикосновение ее губ не было болезненным. Напротив, сладкая истома и странное, похожее на трепет крыла бабочки наслаждение парализовали мою волю, заставили откинуть голову и отдаться на милость хозяйки. Леди Рассел нашла меня и моих сестер очаровательными и пожелала увидеть нас вновь у себя, о чем со смехом и колкой иронией, подозрительно похожей на ревность, поведала мне потом мисс Люси.
Видимо, из-за моей провинциальной неискушенности, которую я пока еще не сумел изжить, мисс Люси читала меня как открытую книгу и мысли мои были ей ясны и, возможно, лестны. Потому что сегодня она не пожелала уступить меня графине и, прощаясь со мной и сестрами, бросила на меня взгляд, который в моих родных краях назвали бы дерзким и призывным. Но я не решился ответить на этот взгляд, полагая, что еще мало разбираюсь в лондонских нравах. Возможно, этот огненный взор был всего лишь средством из арсенала лондонской модницы и не содержал в себе того, что я по неопытности увидел в нем, а то, с каким интересом она смотрит на меня, как часто посещает нас, как ласкова с сестрами, продиктовано лишь ее безупречным воспитанием и знанием приличий, а не какой-то собой склонностью, надежда на которую так будоражит мое сердце.
Несколько дней не решался я приступить к записям, отчасти потому, что мысли и мечты, которые занимали меня, казались недостойны и даже постыдны мне самому, не говоря уж о том, чтобы позволить им покинуть предел моего воображения и перенестись на бумагу.
Но, кажется, я был прав в отношении мисс Люси. И сегодня на музыкальном вечере в салоне леди Элиот она прямо дала мне это понять.
Только такая смелая и прямая девушка, как мисс Вестенра, нет, только Люси могла высказать все так искренне и просто, без жеманства и ложной скромности. Люси… Не мисс Вестенра. Люси. Сейчас, произнося ее имя, я чувствую, как нежно его прикосновение, подобно легкому ночному бризу.
Возможно то, чему суждено произойти сегодня ночью, заставит меня, как джентльмена, навсегда оставить эти записки, потому что никто и ничто не должен быть посвящен в тайну между мужчиной и женщиной. Но, возможно, если судьба не обманывает меня, скоро я смогу назвать мисс Люси своей невестой.
До нашей встречи лишь несколько часов. Мне кажется, что время нарочно течет слишком медленно, чтобы еще больше измучить меня. Я не в силах ждать.
О, эта ночь. Едва ли я сумею забыть ее.
В самых страшных снах мне будет являться это белое мертвое лицо, эти остекленевшие от ужаса глаза. Я убил! Убил!
Я стал причиной смерти человека! Не скрою, мне приходилось и прежде убивать, но то были враги, грозящие моей земле или семье. Впервые я стал причиной смерти человека, ни в чем передо мною не виноватого.
Сейчас все произошедшее кажется мне ужасным сном. Потому что разве может быть, чтобы новая и прекрасная жизнь, полная планов, обернулась в одночасье тем кошмаром, в котором я заключен сейчас, без малейшей надежды вырваться?
Видимо, виной всему была моя проклятая поспешность, мое губительное нетерпение. Я не мог дождаться часа, назначенного мисс Люси, и прибыл по указанному в ее записке адресу часом с четвертью ранее. Сперва предположив, что в том респектабельном районе, куда я должен был отправиться, паровая карета будет слишком заметна, я нанял конную двуколку. Но тотчас понял свою ошибку, когда обнаружил, что, напротив, чем ближе мы подъезжали к нужному адресу, тем чаще встречались нам дымящие и грохочущие паровые экипажи. Весь Мэйфер, несмотря на позднее время, гудел клаксонами, шипел котлами. Выпуская облака пара, кареты останавливались возле особняков, и безупречные дворецкие спускались по ступеням крыльца, чтобы помочь господам выбраться из чрева гудящего монстра. Я понял, что мои лошади привлекут здесь больше внимания, чем хотелось бы мисс Люси и мне самому. Поэтому я попросил возницу остановить экипаж в двух кварталах южнее, надеясь пройтись пешком и унять свое волнение.
Как и полагала мисс Люси, в доме все спали. Гул паровых машин едва доносился. Видимо, пока я шел пешком, час возвращения респектабельных господ с ночных увеселений уже миновал, и Мэйфер погружался в благословенную тишину. Оглядев темный фасад, я тщательно высчитал нужное окно. И, спасибо чудесным урокам моего друга Джонатана, быстро влез по стене на второй этаж.
Рамы были приоткрыты. Колыхалась тонкая штора. Ночной ветер, играя, заставил легкий шелк выскользнуть наружу, и невесомое крылышко занавески, казалось, призывно махнуло мне. Я был полон восторга и желания. Там, за этой легкой шторой, меня ждала прекрасная молодая женщина. Мою грудь переполняли неведомые чувства. Тишина этой удивительной ночи казалась священной. Возможно, поэтому я не окликнул мисс Люси сразу, как оказался рядом с окном.
Я бесшумно вспрыгнул на подоконник, отодвигая штору. Ступил на мягкий ворс ковра. Он заглушил мои шаги. Говорят, что мы, господари Дракулы, обладаем слухом скорее волчьим, чем присущим человеку. Поэтому я отчетливо слышал в глубине комнаты чье-то частое дыхание и стук сердца. Я возликовал: мисс Люси была здесь, она ждала меня, предвкушая нашу встречу.
Я шагнул вперед, собираясь позвать ее.
И в это страшное мгновение луна выглянула из рваных облаков. Ее молочно-белый луч проник в комнату. И я увидел перед собой… нет, не мисс Люси. Это был незнакомый мне пожилой джентльмен. Он стоял, опираясь одной рукой о стену, в другой его руке был зажат подсвечник со свечой, которым он, видимо, надеялся защитить себя. Лицо бедняги покрывали багровые пятна. Я понял, что его вот-вот хватит удар. Выставив вперед ладони, я хотел сказать ему, что ошибся, что не желал нарушить его покой, но несчастный захрипел и сполз по стене, с громким стуком выронив подсвечник. Хрип перешел в сдавленное бульканье.
Я бросился к нему, но поздно. Он умер.