Это все нереально! (сборник)

— Молодое существо, шшш, тут очередь, жалкие ничтожества! — поделился старичок.

Децербер безразлично пыхнул сигарой. Октаног стремительно укрылся от дыма газетой.

— Я могу и подождать, — сказал пёс.

– Можете? Очень мило с вашей стороны, — проворчал старик, перевернул газетную страницу и лишил Децербера своего внимания.

Разумный пёс пожал плечами и занял свободную посадочную площадку справа от дерева-вроде-пальмы. Пальма облизнулась и попыталась оттяпать у Децербера палец — большой шерстистый кулак на время погрузил наглое растеньице в сон.

По пробуждении «пальма», отодвинувшись от агрессивно настроенного посетителя, повторила свой трюк с октаногом — блок, подсечка, добивание газетой. Горшок повалился на пол и, откатившись в уголок, растерянно захрапел.

Децербер уважительно хмыкнул октаногу-старичку, но тот, как и прежде, игнорировал трёхголового юнца.

Красная лампочка над кабинетом 416 повспыхивала и погасла, дверь отворилась, и дородная, представительно выглядевшая носорожиха вышла из кабинета. Покачивавшиеся, как байдарки на высоких волнах, бёдра скрылись за поворотом, и на приём к доку Трудельцу прошествовал старый октаног. Газету он свернул и аккуратно положил на свой стул. Неторопливая походка — 5 футов в час или примерно столько — донесла её обладателя до двери и перевалила через порог. Дверь бесшумно захлопнулась.

— Добрый день, — послышалось из-за двери.

Голос Децерберу был незнаком, так что, скорее всего, принадлежал он доку Трудельцу.

— Добрый день, шшш, доктор, ахх!

— Присаживайтесь.

Шмяк.

— Шшш, ничтожества!

— Знакомое лицо. И голос. Мы не встречались, господин… так-так… ага… Дравог Ктулха? — Док.

— Я уже бывал у вас, шшш, ххх, на приёме. Кроме того, я продал вам стилонер. — Пациент.

— Этот самый? Как мило. — Док.

— Как вам, шшш-шшш, горная прохлада? — Пациент.

— Очень прохладная, спасибо. То, что надо моей старой упырской кровушке.[6] — Док.

— Шшш. — Пациент.