Прощай, Америка!

22
18
20
22
24
26
28
30

– И задница у нее – просто шедевр, – закончил за Ковача Квалья. – Я бы, не задумываясь…

– А я… – начал Лукаш, но тут позвонил Петрович.

Оказалось, что Лукаш все сорвал и завалил, что он, бездельник, не выполнил прямого распоряжения начальства – ты, сука, во сколько должен был мне предоставить материал про свое геройство? – мало этого, так ты еще и за каким-то хреном приглашен в Белый дом, а я, Петрович, какого-то дьявола должен буду тебя сопровождать на эту встречу в верхах.

Лукаш переключил телефон на громкую связь, и теперь Квалья с Ковачем сочувственно рассматривали коллегу и качали головами.

– Я сейчас приеду к тебе, – сказал Лукаш.

– Да уж постарайся. Напрягись! – прорычал Петрович и отключился.

– Хороший у тебя шеф, душевный, – одобрительно кивнул Квалья.

– А ты не лезь в наши загадочные русские души, – посоветовал Лукаш. – Вон, Ковач, насколько славянин, а не лезет. Понимает, что может схлопотать.

– Понимаю. Хоть и не славянин, а мадьяр, но понимаю. Ты своего шефа в «Мазафаку» пригласи, вот там и поболтаешь с ним в приватной обстановке. В располагающей к контакту…

– Это «Мазафака» располагает к контакту? – Лукаш сунул Ковачу его сигареты и зажигалку. – Ладно, мне пора к шефу. Общаться.

Выходя, он услышал, как Квалья говорит Ковачу, что Петрович беднягу совсем загонял, а Ковач соглашается и даже предлагает поговорить с Петровичем, чтобы тот не давил.

«Ну-ну, – подумал Лукаш. – Поговори. Конечно, ребята молодцы, что так искренне жалеют хорошего парня Лукаша. Но и Лукаш с Петровичем молодцы, раз уж парни искренне жалеют. Хорошо играем. Обалденно».

А материал о героическом подвиге славного журналиста Лукаша был уже написан. Лично Петровичем, шепнула Анюта Лукашу, когда тот ознакомился со статьей.

– С ума сойти, – согласился Лукаш. – И ты смотри, как бойко я пишу, оказывается. «Я понял, что только решительные действия могут спасти меня от смерти!» И стал решительно действовать, чтобы спасти себя от смерти.

– Где? Где это он так? – забеспокоилась Анюта, сунулась к монитору, потом поняла, что это Лукаш так шутит, и влепила ему подзатыльник. – Сам бы написал. А Петрович с шести утра это ваял.

– Может, я лучше сейчас напишу всю эту ерунду заново? Чтобы не краснеть потом. У меня есть имя и гордость, в конце концов.

– Жаль, что у тебя есть гордость, – вздохнула Анюта. – Только поздняк метаться, статья уже в Сети. И уже пошли перепосты и ссылки. Знаешь, сколько ты набрал за первый час?

– И даже неинтересно, – Лукаш вздохнул. – Мне хреново, на меня Сара Коул голос повышала и грозилась изнасиловать, прикинь. И день только начался. А мне сегодня еще в «Мазафаке» пьянствовать…

– Бедненький… – Анюта погладила Лукаша по голове, но тут из-за дверей кабинета Петровича послышался его рев, и Анюта умчалась на зов.

– Генерал вскинул пистолет, раздался выстрел, но удара пули я почти не почувствовал – так, толчок, словно в плечо мне ткнули чем-то горячим, – патетически прочитал Лукаш с монитора. – Да, сила Петровича не в литературном даровании…