Царь Живых

— Значит, так, — повторяет он. — Небольшой мешок мы даже отсюда и даже днём на утилизацию вывезем, не проблема… Но следок к нам оставлять — незачем… (кивает двоим с лопатками) Этому — башку и лапы — долой. Инструмент — тот же. Топоров не припасли как-то…

Взгляды мечутся между телом, лопатками, Прохором… и винтовкой Прохора. Особенно часто останавливаются на винтовке. Писклявого мазилку (он был землекопом) трясёт крупная дрожь… Плетутся выполнять. Медленно, словно надеясь, что случится чудо, что спустится бог на машине и отменит кошмар, куда их против воли втянуло…

Чуда не случается. Бога нет.

Выполняют приказ.

Прохор стоит к ним спиной — зрелище отталкивающее. Но и долетающие звуки — гнусны. Удары затупившегося по мягкому. Слова: «да, блядь, держи ровней… вытягивай… да не так… сам пидор… криво рубишь, между позвонков надо… чему, блядь, в шко… бэ-э-э-э-э-э-э-э…»

Фраза блевотно обрывается, но удары не смолкают. В мягкие, чавкающие звуки вплетаются другие — сталь о кость.

Прохор улыбается. Всё отлично, дело сделано. Теперь у него действительно команда. Настоящая, повязанная — а не сборище спасающих мир идеалистов. Не подотдел очистки.

Прохор любит убивать сам. Но в команде можно убить больше.

Прохор улыбается…

И думает о Ване.

— Аделиночка — это так, мелкая женская месть… За отказ стать у них эльфийской принцессой… Аделаэлью. И за то, что не стала учить стрельбе из лука этих… одышливых бухгалтеров… Я слишком уважаю лук.

Ваня кивнул. Всё, что она говорила, — попадало в точку… Своё оружие надо уважать — не больше и не меньше. Они ехали бок о бок. В седле Адель держалась примерно так же, как и стреляла из лука. А может — и лучше…

Что говорил он сам — Ваня не помнил. Что-то уж говорил, надо понимать… Но сам себя не слышал и ничего потом не вспомнил — видел и слышал только её…

— Но все зовут меня Адель. Хотя, стыдно сказать, в паспорте написано Аделаида-Виктория… У предков порой бывает чёрный юмор… Я для утешения перевожу как Адель-Победительница. Правда, говорят, это не совсем точно…

Ване казалось, что её голос… Впрочем, не будем о том, что казалось Ване. Скажем просто — влюбился парень по уши. Адель могла точно так же рассказывать, что записано в паспорте её белой кобылы, — и он слушал бы с тем же восхищением в глазах…

Лишь к концу часовой конной прогулки он понял главное. Самое главное. Дар молчал, не реагировал на ложь — словно онемел вместе со своим хозяином. А Ваня его не отключал, напрочь позабыв про эту свою особенность… Или дар нежданно сломался, или…

— Соври что-нибудь, — попросил Ваня вдруг, ожидая, что сейчас на него посмотрят по меньшей мере с недоумением. Он ошибся.

— Зелёное что-то небо сегодня… — взглянула вверх Адель. — К вечеру каменный дождь соберётся…

Соврала. Вердикт дара однозначен: соврала. Значило это только одно — за предыдущий час ни одной лжи не было. Никакой не было. Ни продуманной, ни случайной, ни по незнанию, ни по ошибке, ни по… Не было. Пока он сам не попросил.

Синие глаза следили за его недоумённой мимикой… Потом Адель засмеялась…