Авадон

— Не за что. И какое это имеет отношение к аппарату Петерсена?

— Самое прямое. Аппарат Петерсена — это излучатель, который воспроизводит эманации Бездны. Сами по себе эманации безвредны и бесполезны, но, вступая в резонанс с нейронами человеческого мозга, могут вызывать как чисто психологические реакции, так и необъяснимые пока материальные явления. Петерсен запрограммировал аппарат таким образом, чтобы тот улавливал и гасил внешние эманации в противофазе... Это все равно, что сбивать волну на воде, пуская ей волны навстречу, — пояснил Залески, предвидя реакцию сыщика на научную терминологию.

— А зачем нужен Абель?

— Это самое сложное. Для полноценной работы излучателю нужен резонатор, ведь это устройство с обратной связью — иначе он не сможет улавливать внешние эманации и определять нужную длину и частоту излучения... Все люди реагируют на Шторм по-разному, верно? Есть общие проявления, но, тем не менее, у каждого Шторм — персональный, личный. Чтобы настроить аппарат, инженеру нужен был человек, способный реагировать за всех сразу — только тогда излучатель сможет защитить все население Авадона. Ну, вроде как мученик, что ли, жертва на заклание... Петерсен перебрал сотни две или больше кандидатов, пока не нашел этого ребенка... С ним все работало идеально.

— Идеально — это как? Как именно аппарат действует на людей?

— Представьте себе человека, — Залески шпарил как по писанному, излагая чужие, но хорошо заученные мысли, — который грешил так много и так часто, что переступил черту и перестал воспринимать поступки как грех. Такому человеку не страшен Шторм. Аппарат Петерсена, запущенный на полную мощность — правда, для этого понадобилась бы целая электростанция, работающая только на аппарат — превратил бы авадонцев в людей без греха и без совести, в людей, которым не знакомо само понятие наказания... Он не дал бы эманациям даже подняться из Бездны. Штормов бы больше просто не было...

Это очень важно, сказала Камилла. Для всех нас — и живых, и мертвых.

— Петерсен назвал свой проект «Авалон», — продолжал Залески. — Это такая средневековая легенда об острове...

— А ребенок? — перебил его Лимек. — Как аппарат действовал на Абеля?

Залески пожал плечами и отхлебнул кофе.

— Об этом лучше спросить вот его, — кивнул он в сторону жадно жующего Петерсена. — Этими деталями он со мной не делился.

— Все, хватит. Свободен!

— Я могу идти? — уточнил Залески, удивленный и чуточку обиженный, что в его услугах больше не нуждались.

— Да. Пошел вон, — сказал Лимек, и лаборант поспешно ретировался.

Лимек закрыл глаза, чтобы не видеть чавкающего Петерсена, и сдавил пальцами виски. Усталость последних дней навалилась на плечи, отозвавшись острой болью в голове.

Что же вы наделали, сволочи, подумал сыщик. Что же вы натворили... Аппарат наверняка уже у алхимиков, иначе зачем им Абель? А если не сам аппарат, то уж чертежи — точно, а с ними можно построить новый. Заполучив Абеля, они запустят аппарат, и тогда... Что тогда? В кого мы все тогда превратимся? В стадо довольных жизнью скотов? Безгрешных, беспамятных, бессовестных? И вернемся в скотский потерянный рай, каким он был до грехопадения Адама и Евы...

При мысли о том, что Камилла больше никогда не придет к нему, Лимек почувствовал тупой укол в сердце. Лимек так долго мечтал все забыть... Но забыть ее — означало забыть себя.

Мы всего лишь сосуды греха, подумал он отстраненно. Отнимите у нас грехи, и останутся только пустые сосуды...

— Если я не найду Абеля, — сказал Лимек вслух, не открывая глаз, — алхимики найдут его первым. Или трискели. И тогда никто не сможет остановить ваш аппарат, господин Петерсен.

Но у меня нет ни единой зацепки, добавил Лимек уже про себя. И если ты действительно спятил, то я в тупике. И все кончено.