Авадон

Забор построили в память о голодных бунтах времен Великой Депрессии, но после запуска Продкомбината ситуация с питанием в Авадоне более-менее наладилась, и необходимости оборонять консервные заводы, бойни и оранжереи от толп голодных горожан пока не возникало. Исключение составляли те ночи, когда фермеры привозили сдавать туши самостоятельно забитого скота. Стоило каравану фермерских грузовиков выехать на Окружную, как подданные Одноглазого Короля стекались ко всем проходным Продкомбината в надежде поживиться свежиной. Когда же древние полуторки и заляпанные грязью рефрижераторы сворачивали на Фабричный проспект, их уже ожидала теплая встреча.

Конечно, и начальство Продкомбината, и полиция, и трискели, и даже армия прекрасно знали о сотнях маленьких воришек, чуть ли не на ходу запрыгивающих в грузовики, распарывающих брезент острыми ножами и теми же ножами кромсающих говяжьи и свиные туши, выбрасывающих ломти мяса за борт (бараны, кролики и прочая мелочь вроде нутрий выкидывалась целиком). Знали и фермеры: за те полчаса, что им предстоит провести в очереди к проходной, они недосчитаются центнера-другого мяса или ящика овощей... Знали все; поделать никто ничего не мог.

Фермеры по первости сажали в кузов охранников с дробовиками, но те успевали выстрелить один, максимум — два раза, перед тем как малолетние крысеныши перерезали им глотки с той же легкостью, с какой разделывали свиней. Солдаты патрулировали обочины проспекта, заросшие густым бурьяном, и, выбирая между острым ножом и куском вырезки, всегда предпочитали последнее. Трискели шныряли между грузовиками, застрявшими в гигантской пробке, и стреляли во все, что движется. Продкомбинат подсчитывал убытки...

Сегодня была как раз такая ночь.

Благодаря трискелионовским номерам «Шкоду» пропустили к самой проходной. Ленц уже был здесь, кутаясь в длиннополое пальто. За его спиной маячил темный женский силуэт.

Чего-то не хватало в этой картине. Лимек напрягся. Машина. На чем они приехали? И почему отпустили шофера?

— Давайте же, ну! — подтолкнул его Валлендорф. Пока они ехали сквозь трискелионовские патрули, генерал начал дергаться. — Не тяните!

— Спокойно, — сказал Лимек, продолжая осматриваться по сторонам.

Ленц тоже увидел «Шкоду», но подходить не спешил.

— Черт подери, Лимек! — зашипел Валлендорф. — Нас могут взять в любую секунду!

Генерал вытащил плоскую фляжку, отвинтил колпачок и приложился к горлышку.

— Просто приведите пацана, — выдохнул он. — И я заплачу вам все, что обещал Ксавье, и даже больше. Ну же!

Сыщик бросил взгляд на генерала, пробормотал «ну ладно», и выбрался из машины.

Было скользко; асфальт покрылся тонкой ледяной пленкой, и если на проезжей части грузовики разбили ее, перемешав с дорожной грязью и превратив бурую кашу, то обочина напоминала каток. Оскальзываясь и шаркая подошвами, Лимек двинулся к Ленцу.

— Ближе не подходи! — тонко выкрикнул блондинчик, когда между ними осталось метров пять.

Какие они все нервные, злорадно подумал сыщик, но все же остановился. Ленц, одетый в модное, но не по погоде легкое пальто, и без головного убора, дрожал от холода и страха, держа руки в карманах, и один дьявол знал, что у него было в этих карманах. Такой ведь и пальнуть может, решил сыщик, с перепугу-то...

Странно было, что сам Лимек не чувствовал ни страха, ни холода, ни боли. Тело будто онемело; наступила та стадия усталости и недосыпа, когда не хочется даже отдыхать, и только непонятный внутренний огонь толкает измученный, избитый организм вперед, к гибели...

— Альбина! — позвал Лимек.

Силуэт за спиной Ленца пошевелился, и блондинчик почти взвизгнул:

— Стоять! — но визг его потерялся в реве моторов и рявканье клаксонов фермерских грузовиков, и тогда Ленц высвободил руку из кармана и направил на Лимека огромный револьвер с шестигранным стволом.