– Ах, вот как. Но какое открытие может совершить египтолог, живущий в трех тысячах километров от Египта?
– Знаете, я не особенно интересовалась научными идеями мужа.
– Но отчего же? – спросила Вероника.
– Эх, если от его науки была бы хоть какая-то практическая, а еще лучше материальная польза семье, тогда другое дело. Могу лишь сказать, что после нашего отъезда из Александрии Хавьер со всей присущей ему страстью переключился на тему влияния древнеегипетской мудрости на европейскую культуру.
– А вы не могли бы рассказать об этом поподробнее.
– С радостью бы, но я действительно мало что знаю.
В разговор снова вступил Глеб:
– Как вы думаете, а ваш муж мог поделиться этим открытием, о котором вы говорили, с Рамоном Гонсалесом?
Мария Дуарте на минуту задумалась.
– Пожалуй, да. В последнее время у Хавьера были на то весьма веские основания.
– Вы это о чем?
– Дело в том, что мой муж был болен.
– Что-нибудь серьезное?
– Да, он знал, что ему осталось совсем немного – считаные месяцы, если не недели, и очень сокрушался, что унесет этот свой секрет в могилу. Так что все может быть. Я могу помочь вам чем-нибудь еще?
Вероника испытующе посмотрела на вдову.
– Говорят, ваш муж был еще жив, когда вы…
– Да, верно.
– И он пытался что-то сказать?
– Чистая правда.
– А что именно?