Лондон, 11–12 июля 1840 г
Адрес был тот же – Бейхем-стрит, 16 – но дом оказался совсем не похож на тот, в котором я побывал. По обе стороны от дверей, точно часовые на посту, стояли мертвые деревья, а серый каменный фасад сплошь зарос странными, слегка фосфоресцирующими грибами. Казалось, грибы эти питаются самим камнем. Стоило мне взойти на крыльцо, как дверь распахнулась под сильным порывом ветра, приглашая внутрь. Передо мной оказался знакомый стол для сеансов и кресло. Другой мебели в комнате не было. Пришлось сесть и ждать – сам не зная чего. Слышны были лишь завывания ветра и странное «тумп, тумп, тумп». Однако я сидел и ждал, словно прикованный к креслу невидимыми узами. Ветер усиливался и завывал все громче. Очередной его порыв ударил в оконное стекло так, точно кто-то требовал впустить его внутрь. Но за окном не было никого и ничего, кроме кроваво-красной полной луны, взиравшей с небес, точно свирепое божество войны.
Сзади послышались скрип и скрежет, точно по полу волокли нечто тяжелое. Звуки приближались. Я обернулся и застыл от ужаса. Там, из двери, ведущей в погреб, появился тот погребенный в яме человек – вернее, все, что от него осталось. Он поднялся на ноги и мучительно медленно, но неумолимо тащился ко мне.
Я укрылся за столом для сеансов, не в силах бежать. Раздался ужасный грохот. Оконное стекло разлетелось вдребезги; сверкающие осколки вихрем закружились вокруг меня. Подняв взгляд к потолку, я увидел, что штукатурку зигзагом пересекает широкая трещина. Точно такая же зловещая трещина пересекла пол, и доски начали быстро разъезжаться, словно трескающийся весенний лед. Но мерцающий остов мертвеца все так же шел ко мне, шаркая по полу ногами. Ветер свистел в его пустых глазницах и яростно трепал зажатый в костлявых пальцах лист бумаги. Словно повинуясь воле магнетизера, я протянул руку за письмом, но тут здание раскололось надвое, и оба мы полетели вниз, в бездонные глубины погреба, а обломки здания рухнули на нас сверху.
Вздрогнув от явственного ощущения падения с огромной высоты, я открыл глаза. Постель оказалась совершенно сбита, а кожа моя – покрыта холодным потом. Я проспал целый день. Вернее, проспал бы, если бы этот кошмар не приходил вновь и вновь, каждый раз оставляя меня совершенно изможденным и неспособным покинуть безопасные стены спальни.
Наконец в воздухе запахло отменно приготовленным завтраком, и желудок вынудил меня выйти в гостиную. Сидевший за столом Дюпен немедленно налил мне кофе.
– Вы должны поесть. И неплохо бы нам прогуляться, если вы уже в состоянии.
– Дюпен, я вам не какой-нибудь инвалид! Я жутко голоден. Все, что мне требовалось – это сон.
– Что ж, ваш нрав если и не улучшился, то хотя бы восстановился, – с легкой улыбкой, означающей шутку, заметил Дюпен.
Но я не забыл его беседы с доктором Фруассаром и принялся за завтрак, раздумывая, как лучше выяснить итоги их обсуждений. Наконец я решил, что лучше всего спросить прямо.
– Думаю, вам есть что сообщить мне. Относительно того дома на Бейхем-стрит.
На лице Дюпена отразилось удивление. Некоторое время он молча жевал, затем промокнул губы салфеткой.
– Учитывая выпавшие на вашу долю испытания, расследование разумнее было бы отложить еще на день.
– Не согласен. Если я укроюсь в номере, враг может решить, что ему удалось запугать меня, и это придаст ему храбрости для следующей атаки.
– О, так вы убедились, что миссис Фонтэн в сговоре с вашим противником?
– Этого я не говорил. Возможно, она тоже его жертва.
Несмотря на все улики, я никак не мог до конца поверить в ее виновность. Я поднес к губам чашечку кофе, и Дюпен заметил, как дрожит моя рука. Возможно, и подрагивающее веко также не укрылось от его взора. Однако он ничего не сказал, а лишь слегка покачал головой.
– Даже сама Венера может пропасть с небосвода, если взгляд слишком утомлен продолжительными наблюдениями или разум затуманен страхом. Давайте сегодня отвлечемся от расследования. После, со свежими силами, и ваш и мой интеллект сможет работать много продуктивнее. А пока предлагаю поиграть в туристов и посетить Риджентс-парк. Говорят, замечательное зрелище, наряду с Зоологическим и Ботаническим садами. Колизей также упоминали среди главных достопримечательностей.
Дюпен – турист!.. Сама мысль об этом была настолько невероятна, что я немедленно согласился. Сам он много раз говорил, что никогда ничего не предпринимает ради чистого удовольствия. Вся его деятельность была подчинена практическим целям. Он мог посещать выставки живописи, но не для того, чтобы наслаждаться прекрасными картинами, а лишь для изучения техники того или иного художника. Он проводил много времени в библиотеках и музеях, но не для того, чтобы потешить воображение, а для расширения кругозора. Даже его тонкий вкус к винам неизменно оттенялся обширными знаниями подробностей виноделия и лучших урожаев.
– Какая свежая идея! Интересно, интересно… Пожалуй, я буду рад побыть туристом за компанию с вами.
ebooksa