— Да?
Грушина обхватила себя руками за плечи.
Она не заменила Вишневецкую, вдруг подумал я. Сатурнианка никогда не станет заменой кому-либо. Она просто пришла Валленкуру на помощь.
— Мы сможем забрать тело? — спросила она, отведя глаза.
— Конечно. — ответил я. — Вы известите родных госпожи Вишневецкой?
Губы Грушиной дёрнулись вверх в слабой улыбке.
— А у нас есть выбор? — спросила она.
Я склонил голову.
— Ещё раз прошу прощения. — сказал я и потянулся рукой в карман кителя. Оттуда я вытащил продолговатый серебристый кристалл флешки и протянул его Грушиной. — Передайте это господину Валленкуру, пожалуйста. Это принадлежит ему.
— Это принадлежит Хироко. — поправила меня Грушина. Я кивнул в знак согласия.
— Всего хорошего, госпожа Грушина. — сказал я и вышел из квартиры.
— Ну что, — по дороге вниз спросила Жюстина. — Сделал всё, что хотел?
Я покачал головой. Стенки кабины лифта вокруг нас менялись, демонстрируя то залитые светом люминёра зеленые луга, то колоссальные каменные столпы в степях Абасси, то чёрную гладь в окружении высоких, отвесных ледяных стен — озеро Гитигами.
— Не всё. — сказал я. — Есть ещё кое-что.
— А что там было-то? — спросила она. — На той флешке?
Лифт остановился, и пейзажи на его стенках погасли, обнажая блестящий полированный металл кабины.
— Ничего особенного. — ответил я и кивнул на выход. — Пойдём?
Мы вышли наружу, на набережную Сэкигавы. В лицо ударил прохладный ветер с реки, шевеля волосами. Фудзисаки оглушительно чихнула.
— Чёрт. — хмуро пробормотала она.
Я усмехнулся и запрокинул голову. Башня нависала над нами, упираясь блестящими стёклами фасада в облачное небо. Тридцать четвертый этаж дома номер тридцать четыре…