Страна василисков

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну. Я тебя спрашиваю. Что с машиной?

— А-а-а! — Жюстина взмахнула рукой. — Лучше и не спрашивай! Дитрих и Макееву помнишь, из отдела робототехнических преступлений? Так вот они вчера слетали по вызову и разбили свою машину, вдребезги. А мы с тобой в отпуске, нас передвинули в очереди… новые машины будут только со следующей недели. — она фыркнула. — Летать не умеют, учиться не хотят…

— То есть, машины нет. — подытожил я. Я уже стал скучать по нашему безвременно погибшему «Муракумо».

— Ну нет. — уныло поддакнула Жюстина. — «Асперу» я вернула, её вчера должны были обратно отогнать. Там сейчас ГСБ хозяйничает. — она кивком обозначила Дэдзиму и офис «Дифенс Солюшенс». — Так что, пошли на метро?

— Да зачем на метро? — спросил я. — Нам на троллейбусе. Сорок девятый же ходит?

— Каждые десять минут, — пробормотала Жюстина, сверившись с картой. — А чего ты забыл на Выставочном, Мицуру?

— Не на Выставочном. — ответил я. — Но близко.

* * *

Мы не поехали на сорок девятом троллейбусе. Вместо этого мы сели в сравнительно более редкий двадцать четвёртый.

Двадцать четвёртый троллейбус шёл по Гершельштрассе — не до Выставочного центра на границе между Ракунаном и Штеллингеном, а дальше, до Монмартрской площади. Салон троллейбуса-гармошки в полдень был полупустым и светлым, словно наполненным воздухом; мы с Жюстиной вошли, расплатились и устроились в хвосте троллейбуса, на задней площадке.

Редкие пассажиры любопытно оглядывались на нас. Двое инспекторов Национальной полиции, причём один из них — мужчина, в чёрных с серебром мундирах — нечастое зрелище даже на общественном транспорте. Особенно, когда мужчина был с рукой на перевязи, а женщина держала его за руку.

А много ли в Титане-Орбитальном инспекторов полиции с рукой на перевязи и волосами цвета сирени?

Моторы троллейбуса тихо гудели где-то над головой. За окном белые со стеклянными фасадами дома Гюйгенса сменились барочными фасадами Меако — лепниной и статуями, изображавшими людей и богов. На площади Гегемонии троллейбус остановился, пропуская разворачивавшихся собратьев, и я, обернувшись, увидел статую Клериссо-Регулировщицы, которую кто-то обильно изгвоздал пятнами краски. Вокруг скульптуры толпились поливомоечные роботы.

Я встретился взглядом со статуей. Каменное лицо Клериссо пристально смотрело вдаль, надменное и безразличное ко всему.

По улицам ходили патрули кидотаев — по двое и по трое, одетые в настоящие доспехи, с настоящими винтовками, пусть и закинутыми на плечо. У Дворца собраний, за статуей Клериссо, стояли два БТРа. Прохожие подходили к ним, о чём-то спрашивали патрульных кидотаев, даже фотографировались с ними. Кто-то забрался на крышу БТР. Похоже, экипаж не возражал. Или просто не подавал виду.

Троллейбус нырнул под эстакаду Адмиральского бульвара, щёлкнул контактами и свернул дальше по Гершельштрассе. Пересёк Большой Меакский мост. Сэкигава шла рябью. За окном блестели небоскрёбы Инненштадта.

Жюстина держала меня за руку. Её пальцы крепко сжимали мою ладонь, словно боясь отпустить.

Я не хотел её отпускать.

Мы сошли на остановке и пошли пешком, свернув на набережную Сэкигавы. Башня N34 так и возвышалась над домами-кораблями вдалеке. Её вершина поблёскивала в редком свете люминёра.

— То есть, — нарушила молчание Жюстина, — мы приехали сюда всего-то нанести визит Валленкуру?

— Ну да. — ответил я. — Он имеет право знать. Разве нет?