Волнолом

– Будешь читать мне проповеди?

– Нет. Все равно бесполезно. Поэтому вернусь к фактам. Поначалу я недоумевал, какая между жертвами связь, но постепенно все прояснилось. Первый убитый – кучер. Это пристрелка. Требовался очевидец событий в Дюррфельде, чтобы задать потоку общее направление. Следующий шаг – тонкая настройка. Привязка к цели, к нашей влюбленной парочке. Кто для этого подойдет идеально? Конечно же общий ребенок этих двоих. Аптекарь. С его смертью дорога в прошлое открывается.

– Верно.

– Далее. История, как мне сегодня напомнили, осознается и закрепляется через текст. Значит, нужен ученый, работающий с архивными документами. Тут, наверное, был выбор. Но главным специалистом конкретно по той эпохе считался профессор Штрангль. Ты ему позвонила, убедилась, что он подходит. И нанесла удар. Ну и наконец, верховный хронист. Здесь все очевидно. Окончательное и полное закрепление. Четыре жертвы по формуле: «Первый подскажет, второй откроет, третий поймет, четвертый запишет».

– В логике тебе не откажешь.

– В новом мире эти люди тоже мертвы. Профессор, кучер, хронист. Правда, с аптекарем непонятно. Его аналог тут даже не существует. Он попросту не родился, ведь травница осталась бездетной. Значит, симметрия нарушается. Вся конструкция, по идее, должна рассыпаться…

– Не рассыплется, не волнуйся. Аналог есть.

– То есть как это?

Сельма, обернувшись через плечо, позвала негромко:

– Покажи себя, Нерожденный.

Генрих почувствовал, как шевельнулись волосы на затылке. Человек-клякса, выйдя из полутьмы, остановился прямо у него за спиной. Во всяком случае, в зеркале это выглядело именно так. Усилием воли Генрих подавил желание обернуться.

Сгусток, обозначавший у кляксы голову, уплотнился и стал обретать черты. Прорезался рот, проступили скулы, обозначились глазницы и нос. Генрих с трудом, но узнал лицо – видел его несколько дней назад на фотографии из аптеки.

– Как?.. – пробормотал он. – Как ты его…

– Давай не будем вдаваться в технические детали. Главное, что он существует. Завтра познакомитесь ближе. Ступай, Нерожденный. Когда надо, я позову.

Клякса отступила куда-то в угол и пропала из поля зрения. Генрих сидел, утратив дар речи. Сельма невозмутимо осведомилась:

– Ну что же ты замолчал? Продолжай, будь добр. Аудитория заждалась.

Генрих разозлился – не столько даже на ведьму, сколько на себя самого. Что он замешкался в самом деле? Мало видел за эту неделю страшных чудес? Да плевать он хотел на все эти фокусы! Никакая клякса ей не поможет…

– Продолжаю, – сказал он. – Помимо прямых последствий твоя вивисекция над историей вызвала еще… ну, скажем так, незапланированное эхо. Чертополох пророс на местах убийств. Его запах распространился во времени. Учуял даже несчастный проходчик Йохан, твой подопытный в Жженом Логе…

– Йохан? – теперь удивилась Сельма. – Откуда ты про него узнал?

– Есть источники, – многозначительно сказал Генрих. – Не отвлекайся. Цветы, запахи – это материальное эхо. А было еще информационное. К примеру, твоя баллада, которую сочинил неизвестно кто. Герб у «стекольщиков», на котором появились колючки, хотя никто их не рисовал. Мои вещие сны о Дюррфельде, твои – о знакомстве с будущим мужем.