Волнолом

Вот, значит, как. Сельма не могла напрямую воздействовать на бойцов, имеющих защитные знаки. Поэтому натравила на них ожившую дверь.

Проще некуда.

У Генриха мелькнула робкая мысль, что все происходящее – просто сон, похмельный кошмар. Еще секунда – и он, Генрих, проснется в тесной квартирке и вздохнет с облегчением. И, может, потом даже посмеется.

Потому что в реальной жизни деревяшки не оживают.

Никакая светопись на такие фокусы не способна – даже чисто теоретически. Так он, во всяком случае, полагал до сих пор. Увиденное сейчас – уже не наука, а колдовство из старинных сказок.

А ведь это только начало – группа даже не вошла внутрь.

– Теодор, отзывайте их. Будет хуже.

– Заткнитесь, Генрих. – Голос генерала звучал бесцветно и страшно.

Один из бойцов, уцелевших в схватке, запрыгнул в дверной проем. Остальные последовали за ним. Мучительно тянулись секунды.

Под ногами содрогнулась земля.

С крыши посыпалась черепица. Из дома донесся крик. За занавесками на мгновение потемнело, будто там, внутри, наступила и тут же кончилась ночь. Захлопали выстрелы, два стекла разлетелись вдребезги.

Потом все стихло.

Генерал двинулся к калитке, расстегивая на ходу кобуру. Генрих хотел сказать ему, что это глупость, ребячество и вообще – курам на смех, но только махнул рукой и поплелся следом.

Он упустил момент, когда Сельма вышла из дома; просто вдруг увидел ее, идущую по дорожке навстречу. Цокали каблучки по камням. Ворсинки на снежно-белой шубе слегка искрились под солнцем.

Либхольц, оставив раненого, кинулся наперерез. Сельма взглянула в его сторону, мотнула головой, словно желая отогнать муху. Либхольц споткнулся на полушаге, повалился лицом вперед. Генерал поднял револьвер. «Фаворитка» мазнула пальцами сверху внизу – руна «лед», как недавно в парке. Генерал застыл, не в силах двинуться с места, а вместе с ним и Генрих.

Сельма шла, улыбаясь, а дом за ее спиной умирал.

Каменная кладка темнела, будто за секунды пережила непогоду, уготованную на сто лет вперед. С оконных рам осыпа́лась краска, стекла тускнели, покрывались грязным налетом. Флюгер покосился и проржавел. Хрустнули деревянные перекрытия, и провалилась крыша, обнажив гнилое нутро мансарды.

– Жаль его, – «фаворитка» кивнула на покинутый дом. – Мы друг к другу привыкли. Но он знает, что я уже не вернусь.

Над улицей повисла звенящая тишина – ни прохожих, ни экипажей. Все соседи благоразумно попрятались. Только дым из труб воровато крался к бледному небу.

– Что ж, ваше превосходительство, – светским тоном сказала Сельма. – Четверть века назад вы не нашли возможности со мной встретиться. Давайте исправим это досадное упущение.