Валерик понял, что надеяться ему не на что. И перестал смущаться. Я не знаю, как называется эта ерунда, которая заставляет мужчин красоваться перед не доставшейся им женщиной, притворяться гордыми и свободными. Что-то такое похожее на месть. И Валерик пришел легкий, веселый, независимый, похвалил несколько книг, которые он заметил у нас на полках, вставлял в разговор ироничные комментарии и ничего не боялся.
Это оказалось то, что нужно. Тамара его запомнила. Валерий ей понравился.
…А по ночам мне снилось, что я маленькая девочка в большом и светлом саду, или что я вдруг поглупела и хочу, но не могу понять людей, которые мне что-то говорят.
В 2012-м, после наших с Томой долгих и тщательно скрываемых друг от друга переживаний, Валерик признался моей дочери в любви. К тому времени я была вконец измотана необходимостью поддерживать в Тамаре уверенность, что интересный парень Валера занят своими судами и ему не до любви, и пусть Тамара не имеет его в виду, а в Валерике, во время случайных разговоров — уверенность в его абсолютной ненужности Тамаре.
Я, пятидесятилетняя женщина, занималась отвратительными интригами и уже не могла остановиться — слишком много было вложено, и слишком одинока была Тома. Стас преподавал в том институте, который я когда-то закончила. Он был красивым, статным, абсолютно седым профессором, в него были тайно влюблены засидевшиеся в девках математички. Я даже иногда его ревновала.
К известию о том, что Тамара сошлась с Валериком, Стас отнесся философски.
— Юноша вознагражден, — сказал он и углубился в проверку очередной лабораторной.
Он не верил, что из этого романа что-то выйдет. Да и я начала сомневаться. Стоило ли так долго стараться, чтобы Тамара начала встречаться (без особых планов на будущее) с сереньким человечком, не стоящим, честно говоря, ее мизинца.
Но я была права, когда думала, что Томочке нужен именно такой человек. Они подходили друг другу. Сильная, энергичная Тамара и мягкий, во всем послушный Валерик. Тамара иногда еле удерживалась от презрения к нему, но уйти не могла. Валерик был ей нужен. Они расписались в январе тринадцатого года.
Тамара переехала на квартиру, подаренную молодоженам счастливой Таней.
Как мы жили после этого? Одиноко. Я не испытывала раньше такого опустошения. Моя дочь моими стараниями вышла замуж и теперь звонила и забегала на выходных. Мой муж болел и, сморкаясь, неловким движением раскидывал вокруг себя студенческие работы. Моя мать, по-прежнему полная несокрушимой силы, возила на прогулку полупарализованного отца. Папа уже все понимал, но говорил, пропуская буквы.
Я сама не была никем.
Стаса сократили, когда политех, переживающий не лучшие времена, стал избавляться от необязательных кадров. О моем муже всплакнули математички и некоторые студенты, и мы остались безработными оба. Какой-то знакомый посоветовал Стаса директору районной школы, и муж устроился учителем математики и физики, а я, нигде не оказавшись нужной, дотянула до тех пор, когда дела у нас стали совсем плохи, и нашла-таки работу — продавщицей в маленькой лавочке.
Пока меня не уволили, все шло более-менее спокойно.
А потом… потом случилось что-то, чему я не знаю названия.
Вся зала ожидания полна, думал я. Партер притих, сейчас начнется пьеса. Передо мной, безмолвна и грозна, волнуется… какая-то там завеса[18]. Какая завеса, я все силился вспомнить, и слово кружило, вихляя, у самой поверхности, у тонкого мениска памяти, но всплывать не желало. Французы называют это состояние прескевю. А я мысленно благословлял несвойственный ангелам склероз, просто потому, что проклинать не умел в принципе.
— С ним ничего не случится?
— Ничего, девочка, — сказала Дарья с мученическим видом.
Я стоял, вглядываясь в начавшийся снегопад. Люди, услышавшие мой зов, медленно шли в нашу сторону, улыбаясь, оживленно обсуждая что-то; изредка доносился смех.
— Не бойся, — я скосил на Катю глаза. Катя стояла, глядя под ноги. — Никто ему ничего не сделает. Я не умею причинять вред. Эти люди тоже. А он просто старается выполнить свою работу.
ebooksa