Тёмный Легендариум

Кожаная Туника резко развернулся, и от его бешеного рёва затряслись своды пещеры.

– Что ты сказал?! Не равняй мои подвиги во славу Шкуррака и твой паршивый гобаш грай[9]!

Жрец поднял повыше посох и надул живот, чувствуя прилив уверенности.

– То, что отец не вбил в твою пустую голову самых важных вещей, не даёт тебе права плевать на лысину Гдурулла. Раз в год мы должны почтить большим пиршеством Шкуррака и малым – Гдурулла. Также малое пиршество полагается ко Дню Великой Битвы, Дню Изгнания Торги, Дню Вождя и Ночи Зимней Луны. Всего семнадцать пиров, – шаман разыграл ещё один козырь в расчёте на врождённую робость орков перед числительными.

– Не семнадцать, а шесть, – отпарировал Кожаная Туника. – Я считаю не хуже тебя. С прошлой зимы я трижды таскал воду с Костяного холма. Три – это… почти шесть! Понял?! До следующего месяца туманов я туда не полезу.

Кожаная Туника выбрался из пещеры и стал спускаться по каменному склону. Когда он достиг широкой тропы, петляющей среди скальных рёбер, ему наперерез вышло несколько орков, которых в данной обстановке можно было описать как «почтенные». Десятки колец украшали их пальцы, обручи и цепи золотого литья охватывали шеи; кулоны, монеты и побрякушки без названия и смысла как чешуя покрывали плащи, наплечники и повязки.

– Провалиться тебе в шморн, Сай Дун, куда ты пошёл?! – закричал орк, завешанный золотом гуще других.

– К себе, в пещеру, – буркнул Кожаная Туника, раздвигая вновь прибывших в стороны. – За гобаш грай пусть тащится, кто хочет, но не я. Три раза с прошлой весны – на этом шморновом болоте мне протыкали шкуру больше, чем пальцев у меня на руках. Идите сами, раз вам так надо. Я ублажаю Гдурулла видом славной битвы, а не пьянки.

Широченная спина стала медленно удаляться в сторону ворот.

Переговоры даются оркам с трудом. Если им что-то надо, они отрубают голову тому, у кого это есть, и забирают его имущество. При этом орки стараются обходить стороной тех, кто может отрубить головы им. Тонкие эльфийские интриги чужды этим созданиям. На этот раз, однако, местной «верхушке» пришлось поднапрячься.

– Чего ты хочешь? – закричал Золотые Кольца в удаляющуюся спину. Кожаная Туника резко остановился, словно ждав этого вопроса.

– За гобаш грай отдашь мне Корну.

– Это… – запнулся Золотые Кольца. – Без вождя нельзя…

– Вода за бабу – моё слово, – огромный орк наклонил голову, как бык перед атакой, и сжал кулаки размером с тыквы.

– Ладно, – решился старейшина. – Но ты должен успеть до новой луны. Моё слово.

– Успею, – усмехнулся орк и зашагал к выходу из тоугбока[10].

Деревня орков вгрызлась в ущелье Сумеречных гор, как гниль в пришеек зуба. Уютная меловая долина, с любовью подаренная Творцом этому миру, меняла свой облик постепенно. Землетрясения дыбили горные пласты, рисуя паутину трещин. Талые воды размывали трещины, углубляя до красивейших пещер. Неизвестные камнетёсы давно забытой расы соединили пещеры переходами и снабдили ступенями. Спустя тысячи лет орки дополнили их кисло-сырным смрадом немытых тел, плесени и гниющих остатков еды. На этом эволюция притормозила.

Он был намного крупнее сородичей. Сем футов, обычные для орка, заканчивались у него в районе груди – дальше вспухал узловатый комок шеи, плавно переходящий в клыкастые челюсти.

Его имя – Сай Дун – словно родовая метка, предупреждало о несчастливой судьбе.

Войдя в свою пещеру, лежавшую на отшибе, за пределами тоугбока, он приступил к недолгим сборам. Излюбленное оружие орков – иштакар[11] – он считал лёгким, хрупким и малопригодным в ближнем бою. После нескольких неудачных проб с двуручниками, топорами и секирами он остановился на простой и понятной любому орку конструкции – закалённом стальном стержне треугольного сечения длинной около пяти футов и шириной четыре дюйма. Остроконечная, уравновешенная массивной рукоятью, эта, по сути, палка имела глухую чашеобразную гарду, суживающуюся дугой к основанию эфеса, образуя зубодробительный кастет. Толщину этого мрачного перла оружейной мысли не мог пробить ни один меч, а сила удара по доспехам гарантировала перелом любых костей под ними.