Всё ещё закатываясь от хохота, Лиза отряхнулась, охлопала пыльные коленки, поправила разбросанные сиденья и почти победно присела возле кострища. Но в это время застонал профессор, спящий возле обласа. Туча комаров вилась возле лица, и сонный, он скулил, чесался, корчился, словно растревоженный ребёнок, и это развеселило ещё больше. Наконец, она не выдержала, попробовала снова затащить учёного в облас и не смогла: смех лишал всяких сил.
Подавляя его приступы, Лиза вдруг сорвалась в слёзы, заплакала сразу навзрыд, до спазмов, до удушья, до тёмных пятен в сухих глазах. Земля почему-то заколебалась, круто накренилась, и, чтобы удержаться, она сползла на колени, но всё же сунулась руками вперёд и свалилась в золу. На вид холодная, внутри она оказалась горячей, вместе с выбитым пеплом полетели искры, однако в первый момент обжигающего огня она не почувствовала. Она даже не пыталась выползти из кострища — напротив, цеплялась руками, чтобы не упасть, только глубже разрывая затаённый под золой жар.
Немного пришла в себя, только когда окатили водой, потому что уже затлели рукава куртки. Сначала откуда-то появилась Матёрая со ржавым и мятым ведром, что-то говорила, кричала, однако реальность казалась рваной и мятой, как ведро в её руках. Весь мир клокотал, вибрировал, как и всё тело Лизы, и унять это сотрясение было невозможно. Плач клекотал, бился в грудной клетке, как сильная раненая птица, и существовал сам по себе.
Матёрая трясла её, хлопала по щекам, что-то спрашивала, а она не чувствовала ни её рук, ни боли. На крик и рыдания приползла конвоирша, забыв о своих ссадинах, оставленных пилотом, вскочила на ноги, захлопотала возле, бестолково суетясь.
— Что это с ней? Кто её так?
Потом прибрела третья, уже пышная, краснощёкая, с заплывшими от укусов пчёл глазами и мокрая насквозь. Тоже пыталась чем-то помочь, размахивая топором. И когда принесли ещё воды, напоили прямо из ржавого ведра, умыли и Матёрая стянула голову шарфиком, у Лизы загорелись обожжённые руки.
— Он бросил, — кое-как вымолвила она, — он променял меня... Он ушёл с мамой... С огнепальными молчунами...
А сама содрогалась от лёгочных всхлипов, и этот её краткий словесный прорыв наружу оказался страшнее выстрелов и понятнее, чем всё остальное на свете.
— Ну, хватит выть! — завизжала распухшая тётка и наконец-то отшвырнула топор. — Будто одну тебя бросили! Заглохни! Меня не просто вышвырнули — меня вообще на нары загнали!
— И меня бросили, — вставила конвоирша с разбитыми губами. — Ещё по лицу ударили! Я же не впадаю в истерику. И голову пеплом не посыпаю. А ты в костёр полезла!
Хозяйка Карагача ещё бодрилась, грозила то вслед улетевшему геликоптеру, то просто в лес.
— Мы его найдём! И мать твою найдём!
— Как же найдём? — тетёшкая обожжённые руки, шёпотом вопрошала Лиза. — И зачем искать, если он сам пошёл за мамой?
Птица в груди трепыхнулась в последний раз и окаменела. А красные ожоги стали надуваться пузырями.
— Он не за мамой твоей пошёл, — не унималась Матёрая. — На что ему старуха? Я знаю, чем она завлекла Рассохина!
— И козлу понятно! — поддержала её тетка, пытаясь разлепить отекающие глаза. — Это надо же: у дочки мужа увела! Сколько же у твоей мамки бабок в лесу припрятано ?
— Он был не муж, — слабо воспротивилась Лиза.
— Ну, любовник!
— И не любовник...
— Значит, у Рассохина раньше с твоей матерью было! — встряла конвоирша. — Вот и увела! Погоди, а сколько ей?
ebooksa