— Говорят — предрассудки, — облегчённо произнесла Галя. — А характер сразу видно. И судьбу.
Первенец сосал дольше всех, с отдыхами, даже засыпал, но стоило потянуть грудь, как тотчас пробуждался и закусывал дёснами до боли. У левой груди младенец оказался лентяем — потянет немного, вспотеет и заснёт. Потом вроде почуял: так и голодным можно остаться, открыл глазки и минут пять работал без устали.
Первым всё же отвалился тот, что сам себе нашёл сосок. Выпустил родинку, срыгнул воздух, зажмурился и уснул с улыбкой на личике. А родимое пятно после его трудов стало крупным, вишнёвым, и капелька молозива повисла, словно золотистая жемчужинка.
— Ну, чудеса, — только и сказала повитуха, перекладывая младенца в зыбку. Теперь уж никак не спутаешь... Ты сама-то знала?
Женя только плечами пожала.
— У меня и родинка эта появилась недавно. Всю жизнь не было.
— Как — не было? — устрашённо изумилась повитуха, за многие годы жизни у огнепальных повидавшая всякого.
Когда оставшиеся младенцы отпустили грудь и заснули, Женя и поведала, как Прокоша водил её в сентябре на прощальное свидание. И о видении своём рассказала, как Стас стрелял из винтовки и будто попал в грудь, даже удар пули ощутила, как раз в то место, где потом и вызрело родимое пятно. Однако старушка Рая Березовская убедила её, что всё это привиделось ей во сне. А как Прокоша на руки взял да понёс, так и вовсе поверила.
Галя её выслушала и сказала определённо:
— Тебе голову зачумили. Уж чего-чего, а заморочить огнепальные умеют. Сроду не отделить: где явь, где сон. Всю жизнь можно гадать: было ли, не было ли... Слыхала я про геолога Рассохина, знаю, как он богатую россыпь нашёл. Если тебе пригрезилось, что он стрелял в тебя, значит, и ему тоже. Будет думать, что убил тебя, на Карагач теперь шагу не ступит.
Сказала о погорельцах так, словно сама к ним не принадлежала, поэтому и поправилась:
— А что нам делать, если морок не наводить? Давно бы нас с этого места согнали. Вот и приходится чары напускать на легковерных.
— Как же можно так заморочить? — не поверила Женя. — Гипноз, что ли?
— Какой гипноз? Тут другое. Вот ты помнишь, как тебя похищали?
— Помню!
— Сама ведь в руки-то Прокоше далась. Хотя тебя прежде погорельцами настращали. В лес не пускали, под надзором держали... А потом вдруг одну бросили. А жених тебе голову заморочил и унёс.
— Начальник партии пришёл, — объяснила Женя. — На драге промывка не заладилась. Вот и позвал Стаса с лотком.
— Так оно всегда и случается, будто ненароком. А это всё огнепальные задумали. Рассохин давно под мороком ходит. Сначала старики навели его на россыпь. Малое отдали, чтоб большого не потерять.
Галя сделала паузу и, словно вспомнив, что она геолог и специалист по россыпям, вдруг заговорила специфическим языком:
— Он и сам не знает, отчего запёрся на этот глинистый, чахлый ручей, где мощная четвертинка. Ему бы пришлось на семь-восемь метров шурфы бить, чтоб подстил достать. А он сунулся в точку, где россыпь чуть ли не обнажалась. Отмыл несколько лотков — и результат. И всё потому, что старикам Рассохин стал нужен.